Эдуардо Мендоса - Правда о деле Савольты

Д.У Бернарда и Эммы не было наследников?

М.Насколько мне известно, нет.

Д.Достаточно ли большие доходы приносило предприятие?

М.Да.

Д.Постоянно?

М.Особенно накануне и во время войны.

Д.А потом?

М.Нет.

Д.Почему?

М.Вступление Соединенных Штатов в войну лишило предприятие Савольты иностранной клиентуры.

Д.Возможно ли? Скажите, а какого рода товар или продукцию выпускало предприятие Савольты?

М.Оружие.

Немесио Кабра Гомес побледнел. Секретарь принес чашку сероватого кофе с молоком и булку, обсыпанную мукой. Поставил на стол и уселся на свое место, глядя перед собой мутными глазами. Немесио Кабра Гомес разломал булку на куски и опустил в кофе с молоком, образуя отвратительное месиво.

— Если ты имел в виду не Савольту, то зачем явился ко мне?

— Я знаю, кто его убил, — повторил Немесио Кабра Гомес, набив рот содержимым чашки.

— Но кто и кого убил?

— Убили Пахарито де Сото.

Комиссар Васкес на какой-то миг задумался.

— Меня это не интересует.

— А ведь это убийство, а разве убийства полицию не интересуют?

— Следствие по этому делу прекращено несколько дней назад. Ты опоздал.

— Значит, его надо снова начать. Мне известно кое-что о письме.

— Письме? Которое написал Пахарито де Сото? Немесио Кабра Гомес перестал жевать.

— Вас это интересует?

— Нет, — ответил комиссар Васкес.

Как мы и уговорились, я в тот день отправился к Леппринсе. Швейцар, хорошо знавший меня, заметив, что я в трауре, счел своим долгом выразить соболезнование по поводу смерти Савольты.

— Если правительство не предпримет решительных действий, порядочным людям не будет покоя. Надо перестрелять их всех, — заявил он.

На лестничной площадке меня ждала неожиданность. Бледнолицый мужчина, которого я видел на похоронах в длинном пальто и черном котелке, преградил мне путь.

— Расстегните пальто, — приказал он с иностранным акцентом и окинул меня грозным взглядом.

Я подчинился, и он ощупал мою одежду.

— У меня нет оружия, — улыбнулся я.

— Ваше имя, — отрезал он.

— Хавиер Миранда.

— Подождите.

Он щелкнул пальцами, и на его призыв явился управляющий Леппринсе, который сделал вид, что не знает меня.

— Хавиер Миранда, — сказал бледнолицый, — пропускать или нет?

Управляющий исчез, но через несколько секунд вернулся и передал, что Леппринсе ждет меня. Человек в черном котелке пропустил меня, и я направился по коридору, чувствуя на своем затылке его враждебный взгляд. Я застал Леппринсе одного в гостиной, где мы провели с ним столько задушенных бесед.

— Кто это? — спросил я, кивая в сторону двери.

— Макс, мой телохранитель. Дезертир немецкой армии и преданный мне человек. Прости, что он причинил тебе беспокойство, но в нынешней ситуации я предпочел пренебречь учтивостью и принял необходимые меры предосторожности.

— Он обыскал меня!

— Ты же ему незнаком, а он не верит даже собственной тени. К тому же он дока в своем деле. Я прикажу впредь тебя не обыскивать.

В эту минуту из коридора донеслись громкие голоса. Мы вышли посмотреть, что там произошло, и увидели телохранителя и комиссара Васкеса, которые целились друг в друга из своих пистолетов.

— Как это понимать, сеньор Леппринсе? — возмутился комиссар, не спуская глаз с телохранителя.

Леппринсе рассмешила эта нелепая ситуация.

— Пропусти его, Макс. Это комиссар Васкес.

— Но у него оружие, — предупредил Макс.

— Новое дело, — проворчал комиссар, — не хватает еще, чтобы эта скотина обезоружила меня.

— Пропусти его, Макс, — повторил Леппринсе.

— Могу я узнать, что все это значит? — спросил комиссар, не скрывая своего гнева.

— Вы должны извинить его, он пока никого не знает.

— Стало быть, это ваш телохранитель?

— Вот именно. По-моему, предосторожность никогда не излишня.

— А полиции вы уже не доверяете?

— Разумеется, доверяю, комиссар, но в данном случае лучше пересолить, чем недосолить. И надеюсь, что беспокойство первых дней будет компенсировано будущим спокойствием.

— Терпеть не могу телохранителей. Все они террористы, лезут на рожон и продаются за деньги. Я еще не встречал ни одного, который в коночном счете не стал бы предателем. Они вечно заваривают кашу, а потом — в кусты.

— В данном случае вы ошибаетесь, поверьте мне, комиссар. Хотите сигарету?

— Мы, кому днем ничего не остается, как только спать, бодрствуем по ночам, когда люди добрые отдыхают. Город спит, широко разинув пасть, сеньор комиссар, и все выползает наружу: и то, что случилось и что должно произойти, и то, о чем говорят и о чем умалчивают, а это не так уж мало в наш жестокий век. Я — сторонник порядка, сеньор комиссар, клянусь памятью моих покойных родителей, царство им небесное. А если вам мало этого, то клянусь богом. Я уехал из деревни, потому что там слишком много смуты. Никто нынче не почитает волю всевышнего, а он ниспошлет на нас великую кару, если мы не наставим людей на путь истинный, на благие дела.