Алексей Поляринов - Пейзаж с падением Икара

Дверь была прикрыта, замок цел. Может быть, я просто забыл ее запереть?

Шагнув через порог, я замер, стараясь не скрипеть паркетом. Свет горел только на кухне. Я прислушался — но было так тихо, что тишина камертоном зазвенела в ушах. Внутри, под ребрами все словно покрылось холодной коркой инея от страха. Я хотел сглотнуть, но боялся. Мне казалось, что чужак почувствовал мое присутствие и затаился; и теперь он точно так же стоит за стеной, замерев, и прислушивается.

В пороге в луже растаявшего снега стояли две пары сапог. И если одну из них оставил испугавшийся настольной лампы Петр (он так и убежал — в носках), то вторая точно появилась здесь совсем недавно — и незаконно. «Какой интеллигентный вор, — подумал я, — даже разуться не забыл. Размер примерно сорок пятый — большой дядька».

Я задержал дыхание и вдруг ясно услышал, как шумно, почти по-бычьи, дышит незваный гость .

«Нормальный человек позвонил бы в полицию», — мелькнуло в голове.

«А может я хочу ввязаться в драку, чтоб зубы — прочь. Физическая боль, говорят, притупляет остальные чувства», — ответил я себе.

Сунув руку в карман, я сгреб горстью мелочь. От звона монет меня бросило в пот.

«Ну вот, — сказал внутренний голос, — теперь он знает, что ты здесь».

«Зато теперь я могу швырнуть монеты ему в морду».

Я сделал два шага в сторону кухни. Остановился и прислушался — снова бычье дыхание.

Я спросил:

— Ты кто такой? — к великому стыду, мой голос дрогнул на последнем слоге.

Но ответа не было.

— Отвечай!

Снова тихо.

— Я знаю, что ты здесь! Я слышу, как ты дышишь! — говорил я уже без дрожи в голосе, храбрясь, стараясь подавить его морально.

На кухне раздались шаги, в проеме появилась исполинских размеров тень. Оно надвигалось на меня — бородатое чудовище с пистолетом в руке…

Я закричал.

— Ой, только не надо орать, — сказало «чудовище», жмурясь. — И так голова болит.

Я узнал голос — это был дядя Ваня, брат отца. Мы давно не виделись, и его широкая седая борода сперва сбила меня с толку. В левой руке он сжимал початую пол-литрушку коньяка, а в правой — револьвер.

— Дядя? О-ох! Ты напугал меня до чертиков.

Он подошел и протянул бутылку.

— Подержи.

Я взял ее, и он освободившейся рукой отвесил мне звонкий подзатыльник.

— Это за то, что не пришел на похороны, — сказал он, забирая свое пойло назад.

— Когда ты успел отрастить бороду? — спросил я.

— Надоело бриться. К тому же, говорят, так я похож на Хемингуэя. А? — он повернулся в профиль, давая мне возможность оценить сомнительное сходство.

— Как… как ты открыл дверь?

— Открыл? Да она была открыта.

Он снова протянул бутылку.

— Держи.

Я знал, что сейчас опять получу затрещину, но сопротивляться не стал. Дядя от души засветил мне по уху:

— Это за то, что оставил на полу разбитую лампу. Из-за тебя я наступил на нее и порезался. Теперь болит, зараза.

И, помолчав секунду, он отвесил мне третий — самый мощный — подзатыльник.

— А это за что?

— Бог любит троицу.

— Отлично. А теперь, когда мы закончили с рукоприкладством, может ты объяснишь, зачем тебе револьвер?

— Какой револьвер?

— Тот, что в левой руке.

— А? А-а-а, ты об этом? Это кольт.

— И зачем он тебе?

Дядя удивленно посмотрел на хромированную поверхность ствола, словно и сам забыл о его предназначении, потом вдруг затряс головой.

— Ой, что-то мне поплохело. Пойду-ка я прилягу. Где у тебя тут комната для гостей?

Похрамывая, он зашел в мою спальню, осторожно поставил бутылку на тумбу и завалился на кровать. На левой ступне у него действительно темнели два глубоких пореза, и свежая простыня быстро покрылась багровыми пятнами у изножья.

— Ты не ответил на вопрос, — сказал я. — Зачем он тебе?

— Кто? Кольт? А, это доказательство.

Пауза.

— Доказательство чего? — Тишина. — О господи! — я схватился за голову. — Когда ты пьян, с тобой невозможно разговаривать.

— Я не пьян, я утомился. Я и выпил-то всего рюмку, остальное разлил. У тебя там пятно на кухне, на полу. Надо стереть, а то след останется.

Я почувствовал такую усталость, что потерял всякое желание разговаривать с дядей; просто махнул рукой и вышел из спальни, хлопнув дверью.

— Это кольт Андрея, — донесся приглушенный голос.

Помедлив, я открыл дверь и заглянул в темноту.

— Что?

— Кольт нашли при нем, когда он умер.

Я подошел к тумбе, взял бутылку и сделал глоток. Пойло горечью ожгло горло, и я закашлялся.