Банана Ёсимото - N-P

– Выпьешь чаю?

Она прошла на кухню и налила из холодильника стакан докудами [5]. Я сделала глоток.

– Вкусно?

– Отвратительно.

– Мне на работе дали. Сейчас сделаю кофе. – Суи засмеялась.

Потом мы сидели за кухонным столом и ели эклеры. Колокольчик на веранде раздражал своим монотонным позвякиванием.

Мне было неуютно. Ее неуравновешенная жизнь удерживала меня в напряжении. Но стоит только расстаться с ней, как чувствуешь что-то недосказанное и хочется встретиться снова.

– Ты собиралась что-то показать.

– Вот это. В знак признательности.

Суи протянула мне стопку пожелтевшей бумаги, которая лежала на столе.

– Что это? – спросила я.

– Девяносто девятый рассказ, – сказала она.

– Подлинник? – удивилась я. – Кто-нибудь знает о его существовании?

Суи молчала.

– Отохико знает? Она кивнула.

– А Саги? Сёдзи?

– Я им не говорила. Думаю, что и Сёдзи не знал, – сказала Суи. Мне отчего-то стало грустно.

– Можно прочесть?

Она кивнула.

Я начала читать. Рукопись была на английском. Все то время, что я читала, Суи смотрела в окно. Я видела Суи только краем глаза, но ее профиль, как ни странно, врезался мне в память.

Мне сразу же стало ясно, почему девяносто девятый рассказ не опубликован. Возможно, из-за психологического состояния Такасэ рассказ не был завершен, скорее это этюд или набросок.

Рассказчик несколько раз описывает свою жену, от которой ушел, и детей. Во сне он приходит к ним домой. Следит за ними в уличную дверь, с потолка. Подглядывает через щели в сёдзи. Не может окликнуть их. Дети что-то замечают, но мать говорит: «Вам показалось!» Он бесконечно долго смотрит на них, уткнувшись лицом в оконное стекло.

В рассказе снова и снова повторялись эти сцены, других не было.

– Как грустно, – сказала я.

Занавес перед смертью. Отохико и Саги легко узнавались, точно такими я их видела на вечеринке.

– А мне обидно! – воскликнула Суи. Она видела рассказ с совершенно иной точки зрения, чем я.

– Почему?

– С одной стороны, он любит меня как дочь, а с другой – как совершенно случайную женщину. Всякий раз, когда я читаю этот рассказ, мне становится обидно и завидно, – сказала Суи.

– Любовь это любовь, неважно какая и к кому, – сказала я. – Мне очень нравится девяносто восьмой рассказ. Любовь к ней как к дочери и как к женщине сливаются в одну, и это могучее чувство готово заполнить собой всю вселенную. Она возвышает. Если кому и завидовать, так это тебе! По-моему, это лучший рассказ в книге.

– Правда? – Суи улыбнулась, но, мне показалось, не восприняла мои слова. – В любом случае Такасэ умер и после этого рассказа ничего уже не напишет.

– Может быть, сделать копию для Саги? Ей будет приятно, – сказала я.

– Может быть. Но как только я представлю, как она прочтет и обрадуется, мне становится досадно.

– Я тебя понимаю.

– Или представлю себе, что Саги выпустит книгу и этот рассказ войдет в нее как неопубликованный, и мне совсем не по себе! Я очень злая?

– Это вполне нормально – так мне кажется.

– Ты, собственно говоря, на чьей стороне? – сказала Суи каким-то странным голосом.

– Ни на чьей.

– Я знала, что ты так скажешь.

– Зачем тогда спрашивала?

– Какая ты странная!

То, что Суи назвала меня странной, я сочла за великую честь и невольно улыбнулась.

– А как этот рассказ попал к тебе? Отец дал?

– Да! Он написал его у меня, а потом умер.

– Вот как…

– У меня мурашки бегут от мысли, что он написал это своей рукой! Я тогда была еще ребенком, хорошо еще, что не выбросила.

– А-а…

Странная история, подумала я. История чужой страны, история другого измерения…

– Я давно хотела тебе еще кое-что подарить и вот, наконец, решилась, – сказала Суи.

– Как?! Неужели будет еще сотый рассказ, а потом сто первый… – засмеялась я.

– Я храню это очень давно! Ты ведь не была на похоронах Сёдзи.

Суи вышла в соседнюю комнату, открыла стенной шкаф и вернулась с маленькой деревянной коробочкой.

– Что там? Слоновая кость? – спросила я.

– Почти угадала, – сказала она. – Открой.

Коробочка была легкая. Я осторожно открыла ее и вздрогнула. Внутри на вате лежал какой-то осколок белого цвета. Он напоминал цвет этого дома, цвет со своей историей.

– Это кость? – спросила я. – Не может быть!

– Кость Сёдзи.

Суи смущенно улыбнулась. «Почему она смущается?» – подумала я.

– Когда мы были на кремации, я незаметно ее взяла. Было очень страшно, – покраснев, сказала она.