Сергей Кузнечихин - БИЧ-Рыба (сборник)

Потом, конечно, пришлось объяснять родословную щунели. И представляете, не оштрафовал – может, за то, что от смерти спас, а может, и за особо удачную селекцию. Уточнять я не отважился, сами понимаете.

Так о чем я еще обещал?

О чировом озере? Расскажу, если слушать не надоело. Только чир для спортивной ловли, на мой взгляд, рыба никудышная. На вкус – другое дело.

Кто-нибудь из вас пробовал чира? Или хотя бы слышал о нем? Я почему спрашиваю – потому что сам не имел представления, пока не увидел и не попробовал. Так вот, смею вас заверить, что остряк, изрекший, будто самая вкусная рыба – колбаса, ничего в рыбе не смыслил, да и в колбасе, мне кажется. Я сейчас вспомнил о чирах, и соловьи в желудке запели.

А рыбалка на него – увы. Одна сеть-кормилица. А это уже не спорт. Это уже работа.

Другое дело родственник чира – тугунок. Вот кого ловить интересно.

Здесь целая система, спортивное многоборье, можно сказать. Сначала ловишь живцов – ельчиков, пескарей, даже ерши сгодятся. Потом насаживаешь эту мелочевку на закидушки и ставишь на ночь. Если штук двадцать наладишь, то к утру около десятка налимов вытащишь. Которые помельче – тех сразу на котлеты или в уху. Но встречаются пузаны – смотреть страшно. В них весь секрет и таится. Берешь такого обжору. Гладишь нежненько по брюху. Открываешь ему пасть. Суешь два пальца. Потом резко выдергиваешь и – начинается извержение тугунка. Идет он оттуда совершенно целехонький. Некоторые даже живые попадаются. С хорошего налима можно снять полведра. Но это еще не все. В награду за рыбу налиму дают кусок сахара, пропитанного подсолнечным маслом, и отпускают восвояси. А через день он еще полведра приносит. При аккуратном обращении добытчик будет работать на тебя вплоть до нереста. Но процедура тонкая и грубости не терпит. Встречаются живодеры, которые сразу на пучину бедняге давят. Тугунка, пусть и мятого, они, конечно, добывают, зато теряют главное – ловчий налим уже не возвращается, хоть весь берег сахаром засыпь. Пропал, и концы в воду.

Однако и при деликатном обращении без конфузов не обходится. Одному пальцы сунул, а он как выдаст фонтан лягушек. А я ими с десятилетнего возраста брезгую. Раньше спокойненько брал, любопытствовал. Через соломинку, правда, не надувал. Я противник издевательства, даже над лягушками. Но как-то раз щурят под берегом щупал. Была такая детская забава – травку придавишь и, как только ладонь защекотало, кулак сжимаешь, а там, вместе с травой, – оголец с палец величиной. И вдруг не то чтобы защекотало, а дыбом поднялось. Ну, думаю, язь, не меньше. Подгребаю тину к брюху и – на берег. Глянул на руки, а там лягушка. Страшная, вся в бородавках. С тех пор видеть их не могу. Выдал, значит, налимчик фонтан лягушачий, да мощно так, прямо в лицо. Стою как оплеванный. За что, спрашивается? Вроде не обижал, по-человечески к нему и сахара не жалел, а он в благодарность такое свинство устроил. И не случайно ведь. Если бы по оплошности вышло, он бы хвостом в знак извинения вильнул. А тут лежит, подлец, и не мигая в глаза мне заглядывает, да еще и пасть в ухмылке кривит. Натура, видать, такая, вредная. Налимы, они как люди, у каждого свои счеты и свои расчеты, да и от просчетов ни один не застрахован.

Тугунок – рыбешка интересная, но неказистая, и на столе не смотрится. Некоторые простаки ее за кильку принимают, даже кобениться начинают. У них, дескать, в магазине такого добра на рубль сто голов, если не тыща, потом, правда, когда распробуют, за уши не оттащишь. И все равно – товарец без лица. Зато чир – красавец.

Так вот, рассказал мне один дедок про чировое озеро. Он сам признался, что не хотел делиться, да стар стал, а дорога тяжелая. Двадцать пять километров по реке, плюс три часа пешего ходу. Для старика и соседкин дом – в другом городе. А я-то – молодой!

Нищему собраться – только подпоясаться. А для бешеной собаки сто километров – не крюк. Дождался выходных и двинул.

Не знаю, каким хронометром засекал он эти три часа. Я-то прикидывал, если ему – три, то мне и двух – выше крыши. А тут, гляжу, и два натикало, и три, а озером и не пахнет. Не на Аляске же оно. Нет, кроме шуток, можно так забрести, что и костей раньше двухтысячного года не найдут. Впору и оглобли поворачивать, пока не поздно. Но, с другой стороны, приметы совпадают: ручеек, лодка полусгнившая на берегу – все, как дедок рисовал. Тогда решаю, еще час, а потом – назад, и никаких чиров. Тундра, я вам доложу, не гаревая дорожка. Она только с самолета ровная. А на мне еще и груз: сеть и лодка резиновая. Короче, вязну во мху и деда икотой извожу.