Сергей Кузнечихин - БИЧ-Рыба (сборник)

Обмануть-то обманули, да у самих нервы не выдержали, надо бы подольше выждать, а мы, едва он мимо прокрался, подхватились, и дай бог ноги. Вылетели на переправу. Только не больно быстро ее перескочишь. Перила под рукой шаткие, жердочки под ногами зыбкие.

Американец орет: «Стой! Стрелять буду!» Как в кино. Я, конечно, сапог зачерпнул. В сапогах сыро – не велик позор, лишь бы в штанах сухо оставалось. И вдруг за спиной: бабах!

Как на берег вылетел – не помню. Очнулся уже в кустах.

Выглядываю из-за кочки… а кореша на переправе нету.

Это я сейчас понимаю, что он с перепугу нырнул. А тогда посчитал – капут, наповал. Круги по воде, как на мишени. Что дальше делать, никак сообразить не могу. Хотел уже руки поднимать и сдаваться, да вовремя шорох в камышах услышал. Пригляделся – Ванька ползет, вся рожа в водорослях. Дополз до кустов, а дальше бегом, не разбирая дороги. Я – за ним. Километра полтора не оглядывались, петляли между деревьями, а когда поняли, что стрелять в нас больше не будут, повалились на землю, и хохот нас разобрал. Смеемся и сами не понимаем отчего, но остановиться не можем, будто щекочет кто-то. Я слышал, что защекотать до смерти можно. Нет, серьезно – хохочешь и чувствуешь, как силы из тебя уходят. Нервное потрясение называется. Не знаю, чем бы кончился этот хохотливый припадок, если бы рыбина не отвлекала. Тот самый язь. Ванька хватился, а красавчик, из-за которого жизнью рисковать пришлось, пропал. Уплыла рыбка, пока рыбак в реке барахтался. Зазря, получилось, под выстрел лезли. Да кто бы знал, что из-за несчастного рубля этот басурман по живым людям пальбу откроет?

Хотели мы пробраться на речку среди недели и разворотить переправу вместе с его логовом, да так и не собрались. Пока план разрабатывали, ягода отошла. А сезон на редкость богатый выдался, и народ со всей округи валил. Так что барыши у Американца весьма приличные были. Грех жаловаться. Урвал мужик.

А на следующее лето случилась у него трагедия. Провожал дочку в Ленинград. Привез на тачке ее чемодан с барахлом и вареньем. Стоят на перроне, ждут. И тут некстати подружка питерская подрулила. Ну и застеснялась доченька папашиных галифе и тачки, от которой навозом попахивает. Сказала подружке, что наняла соседа вещички подвезти. Короче, отреклась от папочки.

Представляете, мужик ради нее остатки совести, можно сказать, заложил, а в благодарность такая оплеуха, да еще и при свидетелях.

И запил Фирс. Ничего американского не осталось. Все барыши побоку. Какое там переправу наводить – картошку в собственном огороде не выкопал. Он пьет, а ягода перезревает. Бабы к нему делегацию снарядили – в дом не пустил. Обматерил через дверь. И пришлось ягодникам всю осень топать вкруговую. Пять километров крюка по кочкам и трясине. Чем больше наберешь, тем тяжелее назад идти. Это для красивого словца придумали, что своя ноша не тянет. Тянет, дорогие мои, да еще как тянет.

Вот такая арифметика. Считали, пересчитывали шальные американские денежки, а дошло до дела, и не нашлось ни одного охотника. Хотя и делов-то – вбить колья и трапик в три жердочки протянуть.

Магазинных игрушек нам не покупали, поэтому обходились самодельными, а заодно и самодельными играми. В нежно-зеленом возрасте случалось, конечно, и в лапту побегать, и в прятки, и прочие народные забавы типа «чижа» или «попа-гоняла», но обязательно без узды – сами договаривались, сами играли и сами проигрывали. Помнится, пионервожатая загорелась организовать в школе тимуровскую команду – у других функционируют, а мы чем хуже? – посовещалась со старшими товарищами и объявила призыв, но из более-менее приличных пацанов ни один туда не записался. Да кто пойдет, если главным Тимуром назначили Юрку Разуменко. Был такой фрукт. Старики его лет пять на поселке пожили и откочевали туда, где потеплее. Кто-то говорил, что и Юрка в Узбекистане гаишником устроился. Может быть, и так. Народ штрафовать – радикулит не заработаешь и ума много не надо. Он и в школе-то еле тянул, зато в учительскую – как в собственный дом. Сам себя на должность Тимура выдвинул или пионервожатая догадалась – кто их разберет, тайна покрыта мраком, тем более что физрук и военрук в эту упряжку тоже впряглись. Зарядка, присяга и барабанщик с горнистом. Пыль столбом, дым коромыслом, а в команде – почти одни девчонки. Года не прошло, и все рассыпалось. Зато другая команда, которую Витька Бруснецов для войны с Разуменкой собрал, осталась. Оба они – и Разум, и Брусок – за Танькой Жеребцовой ухлестывали, из кожи лезли, только она в другом направлении смотрела. Оттого и петушиные бои вперемежку с тараканьими бегами.