И вдруг экономить начал.
Народу, конечно, интересно: с чего бы такие перемены в характере. Спросили раз. Спросили другой. На третий – признался. Море захотелось посмотреть. Ну море так море, много воды и вся невидаль, не он первый, не он последний с ума сходит – отвязались любопытные. Тогда Петя сам разговорился, каждому встречному докладывал:
– На море вот собрался посмотреть да себя показать.
Кстати, вы слышали, самый безграмотный народ – это дальневосточники, у них чуть ли не третья часть взрослого населения имеет всего лишь начальное образование.
Почему, спрашиваете?
Понятия не имею. Но судите сами – любой пятиклассник знает, что от Хабаровска до Японского моря почти в двадцать раз ближе, чем до Черного. А они почему-то на Черное летят. Никакого понятия в географии.
И Петя Дергачев туда же.
А вернулся – не узнать. В белых брюках, белой панаме и с черной физиономией. Но дело не в панаме. Дело в разговоре. Раньше – встретится на улице, обязательно остановит и начнет про свои любовные поражения рассказывать, да еще и за рукав прихватит, чтобы не улизнул. А тут вдруг важный стал, задумчивый весь из себя, поздоровается через губу и дальше топает. Таинственный незнакомец. Человек из тумана. Даже вдовы поселковые заволновались, улыбочками начали умасливать – бесполезно, подменили бобыля. На юг Петькой уезжал, а вернулся – Петром Ивановичем или даже Петручио. Не случайно, видать, на артиста похожим родился.
С неделю кобенился. Население уже привыкать начало к новому сапожнику. Любопытные подустали. И тогда он отчебучил.
И, конечно же, на глазах у баб.
Сидят они в приемной у врача, и вдруг Петенька заявляется. Занял очередь. Ждет. А в очереди один слабый пол, потому что прием в этот день был только по женским вопросам. Я, собственно, и не знаю, имелся ли в поселковой амбулатории мужской врач. Сам я там ни разу не был. Местные орлы лечились у Светки-буфетчицы. В медицинской помощи нуждались только дети и старики, а этот народ, можно сказать, бесполый, такой контингент и женский доктор может осмотреть. Ждет, значит, Петенька очереди, а бабенкам, разумеется, надо знать, что за нужда его привела. Подъезжают. А он, как памятник. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. Словно он и не Петя Дергачев, а Герасим, который Муму утопил. Достал из кармана газетку и отгородился от них. Каменного щипать – удовольствие ниже среднего, пальцы заболят. Позудели бабенки, похихикали и отстали. Снова принялись мигрени свои да маститы обсуждать. Они его и на улице-то не стеснялись, а в больнице – тем более.
Заходит он к врачу и начинает раздеваться. Молча. Без подготовки. Не дожидаясь приказа. А тому на его мощи какое удовольствие смотреть, постой, говорит, объясни, в чем дело? Тут-то Петя его и ошарашил:
– Нужна экстренная проверка на СПИД!
Доктор сначала сел. А потом – встал. Не первый год в поселке работал, знал, что бобылю и триппер несчастный подхватить негде. Притормаживает его. Одеваться велит. Объясняет, что сильное самовнушение может самые настоящие симптомы вызвать. Доктор успокаивает, а Петя бесится. Какое, к чертовой матери, самовнушение, когда у него на юге с двумя интуристками настоящий контакт был. С самим доктором случалось такое хоть раз в жизни? Был у него хотя бы единственный контакт с иностранкой? А коли нет, так и рассуждать нечего. Делом надо заниматься, своим, врачебным, а не обвинять человека в самовнушении… Пронес по всем кочкам. Доктору деваться некуда, пришлось кровь на анализ брать.
Взять-то взял, а СПИДа не нашел.
И тут Петю прорвало. Недаром же молчал почти неделю. Придет человек в мастерскую, а он дверь на крючок – и давай о своих интуристках. Одна из них шведкой была, вторая – мексиканка, самая настоящая мулатка. Она-то как раз и должна была его наградить. Иначе какая же она мексиканка после этого. В мастерской, как в клетке, пока твой ботинок у него в руках – никуда не денешься, сиди и слушай. И слушали. Босым, по крайней мере, никто не убегал. Молодые парни поначалу даже специально ходили, отыщет недоросль старый дедовский башмак – и к сапожнику. А там красивее, чем у Шахерезады:
– Мексиканка в самую натуральную величину. Номер у нее в гостинице одноместный. Шампанское не признает – только русскую горькую, а закусывает крутопосоленной горбушкой черного. Фрукты ей до фени. У них, в Мексике, этими ананасами свиней кормят. Шведка – другое дело. Шведка – почти как наши, разве что ростом подлиннее и помолчаливее…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу