Мейсон вновь соединил кончики пальцев:
— Вы достойно парировали мой выпад.
— Я здесь не для того, чтобы вступать с вами в словесные поединки. Я хочу лишь знать, разрешат моей матери встретиться с Роббином или нет.
— Не думаю, что это была бы хорошая затея.
— Я вас спросила не об этом.
— Хорошо, тогда скажу так. Я не уверен, что мое начальство, не говоря уже о губернаторе, отнесется к ней одобрительно. Дата назначена как раз накануне выборов, так что вы сами понимаете, как к этому отнесутся.
— Я не нуждаюсь в лекциях на темы гражданственности, мистер Мейсон. И еще я ни о чем не прошу. Я просто хочу знать, разрешат ли моей матери встретиться с человеком, убившим моего брата.
Мейсон заметил на шее мисс Стенли тонкую золотую цепочку.
— Для того чтобы пропустить в тюрьму человека вроде вашей матери, требуется проделать огромную работу. Нужно немало побегать по инстанциям, однако пока что особых усилий для этого не предпринималось. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, я могу заверить вас, что вам не стоит беспокоиться. До казни она не сможет увидеться с ним.
Блисс положила руку на стол и пристально посмотрела на собеседника:
— Вообще-то, мистер Мейсон, я приехала сюда, чтобы попросить вас разрешить это свидание.
Ее слова привели его в легкое замешательство. Что это такое? Изощренный прокурорский юмор? Но нет, не похоже, на ее лице нет и тени улыбки.
— Понятно, прошу меня извинить. Насколько мне известно, это ее решение не поддержал никто из вашей семьи.
— Вы правы. Никто. Но так было до этого. А сейчас такая поддержка у нее есть.
— Понятно. — Мейсон в задумчивости прикусил губу. — Это меняет дело. По крайней мере, это уже хорошо.
— Ничего хорошего в этом нет. Ровным счетом ничего.
— То же самое сказала и ваша мать.
Ноздри юной женщины затрепетали.
— Вы сказали, что она уже едет сюда?
— Она выехала на прошлой неделе. Отец узнал о ее переписке, у них состоялся разговор, и она выехала сюда. Она будет здесь, предположительно, сегодня вечером.
— Одна?
— Да.
— Хотите остановить ее?
Хорошенькая женщина в элегантном костюме бросила на него взгляд, полный одновременно отчаяния, боли и гнева.
— Я уже сказала вам, что мне лишь недавно стало известно о письмах. Отец позвонил мне сразу после того, как она уехала.
Блисс Стенли прикоснулась левой рукой к виску. Мейсон заметил, что на пальце у нее нет обручального кольца.
— Вы знаете, почему это так важно для нее?
— Я не могу сказать вам этого.
На этот раз он посмотрел на нее так, как будто решил удостовериться — она действительно не знает или же просто не хочет говорить.
— Послушайте, мне известна лишь одна ситуация, подобная этой. Всего одна. И я должна сказать вам, мистер Мейсон, я бы никогда не предположила такого развития событий. Тем более в случае с моей матерью. После смерти Шэпа она была просто раздавлена. Не хотела ничего, кроме смерти убийце. Она жила исключительно для того, чтобы добиться справедливого наказания. У меня в голове не укладывается, как она могла простить этого человека.
— Это благородно с ее стороны, уверяю вас.
Блисс кивнула и процедила:
— Да.
Это короткое слово прозвучало так, как будто она сомневалась в благородстве, видя в материнском поступке лишь проявление отчаяния. Она покачала головой, затем вынула из папки какие-то бумаги. Как оказалось, документы программы по примирению, заполненные полностью, от первой до последней страницы. Требовались подписи остальных членов семьи. Среди них было и имя Барбара Ли Стенли — рядом со словом «дочь». Затем еще одно имя — Натаниэл Патрик Стенли, муж.
— Я думал, что ваши родители уже обсудили эту проблему.
— Да, обсудили. — Блисс какое-то мгновение помолчала. — Раньше за ней такого не наблюдалось. Взять и сорваться с места. Мы не знаем, где она сейчас. Вчера утром она позвонила мне из Юты. И тогда я заставила отца факсом переслать мне эти бумаги.
— А если Роббин не пожелает ее видеть? Он ведь может отказаться от встречи, особенно если ваша мать явится к нему с идеями милосердия или прочей чушью. Она по телефону обмолвилась про какую-то причину, почему я не захочу, чтобы она увиделась с Роббином. Думаю, что всем этим кроется нечто большее.
Блисс не ответила.
— Знаете, Роббин совершенно не борется за свою жизнь. Он утверждает, что теперь ему даже легче, и я не хочу, чтобы вы или ваша мать меняли его настроение.
— Он отказался от права подавать апелляции?
Читать дальше