Владимир Лорченков - Усадьба сумасшедших (сборник)

– Эй, потише там, – зло сказали сбоку, – легче, да?!

Анна-Мария уставилась непонимающим взглядом в потолок и нарочито громко и порнографично ответила:

– А-а-а, глубже!!!

Соседняя дверь распахнулась, и оттуда выскочила телка с крашенными черным собранными в хвост волосами, темной косметикой, в розовой куртке и розовых же сапогах, в которые были заправлены обтянувшие ее тонкие ноги джинсы. Обычная молдавская копия потрепанной страницы из «Лизы» трехгодичной давности. Таких всегда полно в межсезонье в кишиневских супермаркетах, по которым они, капризно дуя подкрашенные губы, прогуливают подцепивших их на заработках турок или итальянцев. Ничего женского в ней, кроме дыры, не было. Да и была ли дыра?

Я сомневался.

Телка с недоумением, а потом злостью смотрела, как Анна-Мария, у которой ум за разум зашел, насаживалась на меня, – чтобы податься назад, ей приходилось высовывать из кабинки задницу, потому что я стоял у самой двери. Так мне хотелось. Мы смотрелись прекрасно, я знал: крепкий мужчина в хорошем костюме, со стильной фуражкой на голове и голый зад на полных ногах, подрагивающих на неудобных и высоких туфлях. Я размахнулся и влепил по заднице со всей силы рукой.

Анна-Мария застонала еще громче, а девка брезгливо скривила губы и развернулась к выходу. Я знал, что она не позовет охрану. Когда ее шаги за дверью затихали, я начал спускать и кончал так долго, что из Анны-Марии полилось. Я хотел застегнуться и молча выйти, но она схватила меня за бедра. А потом сказала:

– Я хочу, чтобы меня трахнул твой друг.

Несколько минут я стоял неподвижно. Анна-Мария, улыбаясь, села на унитаз и откинулась на бачок. Расстегнула плащ и стала гладить грудь.

– Анна-Мария, ты сломаешь бачок, – сказал я каким-то самому мне неприятным голосом, – здесь будет потоп.

– Здесь уже потоп, – сказала она. – Великий потоп…

– Ты хочешь, – переспросил я, – чтобы я позвал Корчинского. Чтобы он пришел сюда.

– Я хочу, – она полузакрыла глаза и стала трепать себя яростно, как испанский музыкант гитару на концерте, где мы недавно были, – чтобы ты позвал Корчинского. Чтобы он пришел сюда. Чтобы он трахнул меня.

Я пошел к умывальнику и открыл горячую воду. Потом высушил руки. Было тихо, очень тихо, поэтому дыхание Анны-Марии я слышал очень хорошо.

– Если хочешь, – сказала она, кончив, – приходи с ним.

Я вышел из туалета, где было тихо, в холл кинотеатра. Музыка играла очень громко. У рекламного щита с информацией о новом фильме стояла, брезгливо косясь на меня, давнишняя девица. К ней подошел мужчина лет пятидесяти – так я и знал, итальянец, – и что-то забормотал ей в ухо. Наверное, зовет в туалет, злорадно подумал я. Потом опять подумал о том, что весь кинотеатр уже, наверное, знает, что я трахнул Анну-Марию в туалете, и сейчас узнает, что Корчинский трахнет в туалете же ее же – Анну-Марию. С другой стороны, почему нет, подумал я и развеселился. За столиком в углу ресторана раскуривал сигару Корчинский. Я не спеша подошел к нему и уселся напротив.

– Хочешь вина? – спросил меня Корчинский.

– Нет, – сказал я, прикуривая, – в данный момент я хочу передать, чего хочет она. А она хочет, чтобы я позвал в женский туалет Корчинского. Чтобы он пришел туда. Чтобы он трахнул ее.

– Вот как? – как будто не удивился он.

– Да, – сказал я и, чтобы не быть жалким, стал великолепным. – А еще она сказала, что и я могу к вам присоединиться.

– Я бы и с радостью… – сказал Корчинский и повторил: – С радостью… Но, понимаешь… Не сегодня. Нет.

– Ты что, голубой?

– С ума сошел?! Нет. Но не сегодня.

– Ты твердо решил?

– Да, – отрезал человек в форме.

– Другого шанса не будет, Корчинский, – сказал я, – но я рад, если честно.

– Я понимаю. Но сегодня не могу.

Я положил на стол сигареты, надел фуражку и снова пошел в туалет. Это становилось смешно. Анна-Мария сидела на унитазе, как сумасшедшая и прекрасная гимнастка на безумном козле. Белоснежном безумном козле. Я люблю тебя, Анна-Мария, подумал я, и сказал:

– Он говорит, нет.

– Он что, голубой?

– С ума сошла? Он говорит, нет, не сегодня. А вообще ты ему очень нравишься.

– Какая разница, – она вытерла руку о плащ, – он что, не понимает, что другого шанса не будет?

– Он понимает. Но сегодня не может.

Анна-Мария медленно села и стала застегиваться. Завязала пояс, одернула полы, застегнула воротник. Пошатываясь, встала и вытерла между ногами бумагой.

– Я бы ему не дала, – сказала она, – я бы у него отсосала просто.