Корбан Эддисон - Пусть к солнцу

Зита кивнула.

— Хорошо. — Он дотронулся до раны на ее голове, чтобы угроза была более действенной. Затем встал, сел в «мерседес» и уехал.

Тетушка дала Зите самый тяжелый из чемоданов; дядюшка пошел впереди. Вслед за ним они вошли в здание терминала, прошли регистрацию и двинулись дальше, к стойке контроля безопасности. Французские полицейские внимательно осмотрели всех четырех, но Зита, разумеется, даже не сделала попытки заговорить с ними.

Они благополучно миновали таможенный и пограничный контроль и сели на скамейки в зале ожидания. Посадку на рейс объявили в полдень. Дядюшка передал сотруднице их паспорта, а тетушка, для пущего эффекта, погладила Зиту по голове. Сотрудница улыбнулась Шиаму и Зите.

— Bon voyage [38] Счастливого пути (фр.). , — сказала она и вернула дядюшке паспорта.

Самолет оказался огромным; их места были где-то в середине. Тетушка принялась ворчать насчет тесноты и неудобных кресел. Дядюшка закатил глаза и завел разговор с Шиамом. Зита отвернулась от них и уставилась в то окно, что было к ней ближе всех. Рядом взмыл в небо другой самолет. Она проводила его взглядом и представила себе лицо Ахальи. Во всех подробностях. Ее большие глаза и густые ресницы. Ямочки на щеках. Полные губы. Кожу миндального оттенка. Блестящие волосы. Каждая черточка Ахальи была бесконечно дорога ей. Каждую она помнила. И по каждой бесконечно скучала.

Когда самолет побежал по взлетной полосе и стал отрываться от земли, Зита дала клятву себе и Богу. Она будет помнить свою сестру. Всегда. Она будет помнить Ахалью, такой, какой она была, — и Индию, ту, которую они знали раньше, до того, как пришло безумие. Мир мог отнять у них свободу, мог лишить их невинности, отобрать родителей, разметать их по разным сторонам земли, закрутить в страшных потоках, выбраться из которых было выше их сил. Но он не мог заставить их забыть друг друга. Только время обладало такой властью, и Зита решила, что не поддастся ему ни за что.

Прошлое было единственным, что у нее осталось.

Рейс из Парижа прибыл в аэропорт Ньюарк Либерти ближе к вечеру. В течение всего полета, за исключением тех трех счастливых часов, что она проспала, тетушка не умолкала ни на минуту. Она жаловалась, брюзжала, без конца ворочалась в кресле, куда никак не могла уместить свои обширные телеса, и постоянно толкала дядюшку и Зиту локтями. Пассажиры, сидевшие поблизости, бросали на нее убийственные взгляды, но никто так и не осмелился попросить тетушку заткнуться. Никто, кроме дядюшки, — но и его слова не возымели действия. Тетушка непременно желала поделиться своим недовольством с окружающими. Когда самолет наконец приземлился, десять рядов пассажиров вздохнули с облегчением.

Тетушка продолжала ворчать даже тогда, когда они подошли к американской таможне. Зита посмотрела на строгих сотрудников иммиграционной службы и вспомнила слова Дмитрия. Теперь он находился по другую сторону океана, но у него были «свои люди» в Нью-Йорке. Рискнуть и обратиться за помощью в полицию она не могла.

Им пришлось подождать минут двадцать, прежде чем их попросили пройти к будке, где сидел офицер-латиноамериканец. Он изучил их паспорта, сфотографировал и снял отпечатки пальцев с помощью системы US-VISIT. Потом он принялся подробно расспрашивать дядюшку о целях их визита. Рассказ дядюшки казался вполне правдивым, и держался он вполне уверенно, хотя английский его был ужасающим.

Офицер обратился к тетушке и стал задавать ей вопросы об их доме во Франции, о месте ее рождения и о Шиаме с Зитой, которую он называл Сундари. Тетушка отвечала так подобострастно, что он взглянул на нее с подозрением. Почувствовав неладное, тетушка повернулась к Зите и снова погладила ее по голове.

— Скажи, как сильно ты хочешь увидеть Нью-Йорк, — приказала она.

Как назло, в голову Зите на приходил ни один толковый ответ.

— Все во Франции только и говорят о Нью-Йорке, — наконец сообразила она. — Я всегда мечтала здесь побывать.

Офицер прищурился.

— Откуда вы так хорошо знаете английский?

Зите даже не пришлось ничего придумывать.

— Нам преподают его в школе.

Объяснение, видимо, показалось сотруднику удовлетворительным, потому что он опять вернулся к документам. Дядюшка напряженно застыл на месте, Шиам послушно стоял рядом. У тетушки хватило ума не открывать больше рот. Спустя несколько бесконечных минут офицер шлепнул в паспорта печати и пропустил их дальше.

— Добро пожаловать в Америку, — сказал он и вызвал следующего в очереди.