Витольд Гомбрович - Транс-Атлантик

— А, пан Витольд дорогой-Уважаемый! Какая встреча! Так пойдемте ж, Выпьем! По маленькой! По маленькой! Пойдемте ж, я угощаю! Нет, нет, я угощаю! Нет, нет, я угощаю!

Тут Пыцкаль как рявкнет: «Ты что ль, дурень, угощаешь?! Видали гуся! Я угощаю». Но Барон под руку меня берет, в сторонку отводит, да сильно так ворчит, точно жук какой жужжит: «Не слушайте вы их, уже от хамства такого уши пухнут, лучше мы с вами вместе чего-нибудь выпьем, прошу Вас, пожалуйста!» Пыцкаль опять меня за рукав ухватил и оттаскивает, а сам на ухо говорит: «Чего он тебе сдался, этот французский Песик-Мопсик, тольку нуду разводит глупой спесью своей кретинской, пойдем-ка со мной, уж мы выпьем, так выпьем, безо всяких церемоний!»

Я тогда говорю: «Ради Бога, ради Бога, большей чести для меня и быть не может, как только с Господами-друзьями моими выпить, но только в компании».

Как только я им это сказал, они давай друг друга локтями подталкивать да глаза щурить да головами кивать: «В компании, в компании! Конечно же в компании! А ведь ты никак с Гонзалем, черт тебя дери! С Гонзалем подружился, с Гонзалем водишься, ядрена корень! Ведь человек этот миллионами ворочает! А ты оказывается не такой уж глупой, как люди сказывают. Ну, пошли, по маленькой, по маленькой! Выпьем! Я угощаю! Нет, нет, я угощаю!»

И все сердечней, задушевней напирают, а что пока еще локтем меня подталкивать не отваживаются, так друг друга в бока тычками, что-то друг другу показывая, и вот уж один другому: пойдем, выпьем! Я смотрю, что они вроде как бы друг с другом, но вроде бы и ко мне… и ну давай обниматься да целоваться друг с другом (потому как со мною не отваживались) и «Пойдем, Пойдем, я угощаю, нет, нет, я угощаю!» Пыцкаль кошельком трясет, то же и Барон своим, Чюмкала деньги из бумаги разворачивает; друг другу деньги показывают, друг другу под нос их суют. Крикнул тогда Пыцкаль: «Ишь ты, он угощать еще меня будет, я тебя угощаю, да я, если захочу, может тебе 100 песов дам!» Барон тогда: «А я тебе — 200!» А Чюмкала: «А у меня тут 300 есть и еще 15 мелкими!»

Вижу, что хоть они друг друга так угощают, друг друга приглашают и друг другу деньги показывают, а только вроде как бы меня это они угощают и мне деньги показывают… разве что не осмеливаются… но уж, видно, меня в связи какой с архибогатым Путо подозревают… и по этому поводу златые горы дать мне готовы, сами уж и не знают, чем услужить, какими словами просить! В ответ на столь тяжкое оскорбление и, со стыда сгорая, что они меня, видать, за любовника его приняли, я едва по морде кого-нибудь из них не съездил, но лишь крикнул, чтоб мне не морочили голову, потому что некогда мне!.. и быстро удалился, в уборную вхожу, а они за мной. Там уже один человек был, в раковку-писсуар облегчался. Я к писсуару — они к писсуару. А когда тот человек, что облегчался, вышел, они гурьбой ко мне и кричит Барон Пыцкалю: «на вот 500 Песов», а Чюмкала Барону: «на вот 600», а Пыцкаль Чюмкале: «во 700, на 700, бери, коль дают!» Деньги достают и ими себе мне перед носом трясут да друг в дружку тычат! Чисто безумцы!

Понял я тогда, что хоть они деньги эти друг дружке дают, но мне бы их с большой охотой дали, чтобы так себе расположение мое купить… разве что, неловко им было мне прямо давать, не осмеливались они со мной. Вот я и говорю им: «Не горячитесь, господа, тихо, тихо». Но они только и искали как мне эти деньги всучить, Барон за голову схватился: «Что ж за карман за такой дырявый у меня, тебе вот лучше Деньги свои дам, а то неровен час потеряю!»… и давай мне Деньги пихать, а те — свои мне пихают: «Возьми ж и мои, и мои, вона — и мой карман тоже дырявый». Я говорю: «Побойтесь Бога, господа, зачем вы мне даете?»… но в тот момент кто-то вошел по нужде, они, значит, — к писсуару, штаны расстегивают, посвистывают как ни в чем не бывало, что, дескать, и они облегчаются… Но как только тот, что по нужде был, вышел, они опять ко мне, но теперь немного осмелели, Деньги мне пихают и «бери, бери» говорят. Я ж говорю: «Во имя Отца и Сына, господа, зачем вы мне это даете, зачем мне деньги ваши?» Однако в этот момент кто-то вошел, по нужде, они — к писсуару, посвистывают… но как только мы одни остались, они опять подлетают, и кричит Пыцкаль: «Бери, бери, коль дают, да бери ж, бери, ведь у него 300, а то и 400 Миллионов!» — «Не бери у Пыцкаля, у меня лучше возьми, — воскликнул Барон и забубнил, зажужжал, как оса, — у меня возьми, да Бога побойся, ведь у него, небось, 400 а может и 500 Миллионов!»

Чюмкала же все охал, хныкал, вздыхал: «Покорнейше прошу, а может и 600 Миллионов, милостивого Пана Вельможного взять и мой грошик!» И как стали они, раскрасневшиеся-распалившиеся, так на меня лезть и Деньгами этими помахивать, в меня ими тыкать да пихать, один с другим да с третьим, один через другого-третьего, и так Вместе Друг с другом на меня, то не хотелось мне больше препятствий им чинить и я позволил, чтоб они мне Деньги эти дали. И тотчас же все к писсуару, потому что как раз кто-то входил, а я с деньгами этими к дверям из уборной в зал выскочил, а там музыка играет, пары кружатся. Встал я с деньгами и вижу, что Гонзаль мой за столиком все чудит и чудит и чудит…