— Многа, — повторила Роза.
Ольга смотрела в зеркало и видела всклокоченную голову Розы. Крупный пористый нос не страдал комплексом неполноценности и был вполне самодостаточен, в голове такого носа не могли взбрыкнуть мысли об отделении или переустройстве. Булькатые, каурые Розины глаза смотрели с насмешливым равнодушием, которое стеночка в стеночку рядом с презрением, но еще не оно, просто живет рядом.
— Не понимаешь, — сказала Ольга. — Любили ли тебя так, чтоб за тебя, ради тебя…
— Ты сама кого так любишь? — перебила ее Роза.
— А кого?! — возмутилась Ольга. — Такие разве есть?
— Краситься будем? — спросила Роза, туго стягивая на шее Ольги простыню. — Как обычно или перьями?
— Я передумала, — вдруг резко встала Ольга и пошла к выходу. «Пусть она меня вернет, — молила она, — пусть вернет… О Господи!»
— Следующий, — сказала Роза, встряхивая простыню, на которой тихо умирал след Ольгиной шеи.
Я тоже стриглась у Розы. Я могу представить ход ее мыслей. Вот у нее большая разбросанная по миру семья и коротконогий муж Самвел, который строит дачу знаменитой артистке и каждый раз задает Розе глупый вопрос: разве человек может быть сразу и красивым и свиньей? «Вах!»
Им хочется, чтоб их любили, могла подумать Роза сразу о всех русских женщинах, а чего ж сама не любишь как человек? Как она любит своего наивного дурака, у которого растет аденома.
Она сама делает ему массаж, потому что кто ж, кроме нее, сделает как надо? Самвел, мой дорогой, единственный, я тебя так люблю, дурака бестолкового, что мне некогда думать, как ты меня любишь… А может, и не любишь совсем, но вряд ли… Ты же плачешь мне в грудь, как плачешь Богу… А эта женщина все время чего-то ждет, ни разу не расстаравшись сама… Люди — дураки… Они ничего не поняли… Бедный Бог… Он с ними бьется головой об стену… Люби, говорит он, и не спрашивай сдачу. Но это им, видите ли, не подходит… Им дай сдачу. Они все начинают с конца.
Роза иногда проговаривалась: «Такая большая страна — и такие бестолковые в ней люди».
Кулибин же в тот день домой не пришел. Он все-таки оказался припадочным и пошел к Вере Николаевне. Синяя и обезвоженная, та сидела над тазиком, который был вполне сух.
— Я его ставлю от страха, — сказала она.
— Врача вызывала? — спросил он.
— Тоже боюсь. — Вера Николаевна смотрела на Кулибина таким нежным глазом, что тот сразу стал звонить и кричать.
Смешно думать, будто крик у нас может быть каким-то там аргументом, но, видимо, подтекст существовал не только в литературных сочинениях, он может передаваться по проводам и производить какие-то нужные действия. Приехал участковый врач, который уже отъездил свое и собирался в баню, но вот приехал, гневный, но и слегка чуткий. Он сам вызвал «неотложку», Веру Николаевну отвезли в Боткинскую больницу, положили в коридоре острой хирургии. Вера Николаевна попросила Кулибина позвонить в школу и перечислила, что ей нужно привезти. В тусклом ее взгляде не было интереса ни к чему, и даже коридор был ею не воспринят никак, хотя рядом по его поводу визжала какая-то молодайка, с виду вполне здоровущая кобыла, но что мы знаем?
Кулибин звонил Ольге, хотел объяснить ситуацию — ее не было дома. Потом он варил курицу, истово веруя в силу бульона, — не будешь же этого делать в доме Ольги? Конечно, когда Ольги не было и вечером, он забеспокоился, но курица еще не уварилась, надо было ждать.
Он нашел Ольгу уже поздним вечером.
— Ты где? — спросила она.
— Понимаешь… — начал Кулибин.
— Понимаю, — ответила Ольга и положила трубку.
Он позвонил снова и закричал:
— Она в больнице! В больнице!
— Я не людоед, — ответила Ольга. — Не надо так орать. Что с ней?
Кулибин рассказывал, спотыкаясь и замирая на том, что было непонятно ему самому.
— Положили в коридоре, — закончил он.
— Ты дал?
— Что? — не понял Кулибин.
— Ты дал деньги, — уже кричала Ольга, — чтоб ее положили как человека?
— А кому? — не понимал Кулибин. — Там их столько…
— Дай старшей сестре. Она тебя уже ждет.
— Кто ждет? Она меня не знает…
— Знает. Она ждет тебя с той минуты, как ты там появился…
— Ты говоришь глупости.
— Спроси у дочери, если не веришь. Она тебе объяснит лучше.
— Черт знает что, — сказал Кулибин и добавил: — Варю бульон, а курица оказалась старухой.
Порядочный человек — существо кровожадное, но втайне. Ибо только он знает число открученных голов, которые он отбрасывает в сторону, топча в себе разнообразно пакостные мысли и чувства, дабы не проявились они вовне. Внутри у него могила поверженного им зла.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу