Виктор Голявкин - Избранные

Смеется.

— Это мы еще посмотрим.

— Ого! Мне уже нравится! Этого я и ждал! Верно. Нечего бояться. Ты же не мешок, набитый опилками, а человек, не могут тебя безнаказанно бить, ни в коем случае. Защищайся и сам нападай — и порядок.

— Легко сказать!

— Пойми, нету у меня разрядников в твоем весе, ну, нету! Неполная команда, потеря очков. Поработаешь, раз-раз — и порядочек, а может, и заденешь удачно — совсем хорошо. Со средневесом, помнишь, рвался, а теперь назад?

По всему, он не очень-то мне верил, но другого выхода у него не было.

— Там меня подвели, теперь тут…

— Я подвел?

— А то кто? С разрядником я проиграл жестоко на ваших глазах, и опять… Я не трушу, но не хочется мне проигрывать, идти по стопам Дубровского, а начало похоже. Мало шансов победить.

— А закалка, опыт?

— Весь дух из тебя вышибут, какая уж тут закалка!

— Настоящий боксер должен отдавать удары, а не получать. Не боец, у которого вся морда кривая.

— Вы же виноваты.

— Не те мне попадаются, не те!

— А мне не те противники. Не думаете ли вы, что я могу выйти с чемпионом мира?

— Глупо, брось, не дури, пойми реальную обстановку…

— Которая не очень-то реальная для меня.

По-честному, ехать в общем-то я собрался, для себя решил, но поговорить хотелось, а он нервничал. Еще бы! Команда разваливается, отсутствует средневес, а кировабадцы состав выставили полностью. Давай, Володя, или нам труба.

— Рокки Марчиано, — начал он мне в ухо, — никого на свете не боялся, никого на свете! Его руки прозвали пропеллерами. О нем говорили: «Подставить себя под его удары все равно что сунуть голову под вращающиеся пропеллеры самолета!»

— При чем здесь Марчиано?

— Подставить под твою правую… Ты понял меня?

— Чего подставить? — делал я вид, будто не понимаю.

— Голову! Чего же еще?

— Кто же мне ее, интересно, подставит, скажите на милость?

Он меня уговаривал изо всех сил, а я кривлялся.

— Нет, я не могу, я не могу, — заволновался он, — меня с ума сведут, не те мне попадаются!

— Кто вам сказал, что я не еду? — сказал я.

— А ты не говорил?

— Ничего подобного.

— Правда?! — Он кинулся меня обнимать. — А столько беспокойства, столько опасений!

— У меня никаких опасений, — сказал я, — только вперед! — Хотя опасения были. Слишком уж он меня вперед толкал. Как я ни любил это слово, но осторожность в последнее время появилась.

— Те мне попадаются! — заорал он. — Что надо!

— Вас не поймешь, — сказал я, — те или не те?

Он не слушал меня.

— …Полную команду выставим, боевой состав, «Спартак» родной, бакинский, славные ребята, талантливая молодежь…

«Талантливая молодежь» собралась на вокзале. Полная команда, благодаря мне. Впервые в жизни еду на республиканское первенство «Спартака». Впервые еду один, не считая военного времени, когда я сбегал на фронт и меня возвращали. Ответственные для меня соревнования, не хочется проигрывать, буду стараться. Все, что накопил, — выложу. Впервые легально оставил школу, законно пропускаю занятия, предъявив бланк с эмблемой физкультурного ордена Ленина общества «Спартак». Впервые сказал мне директор: «Милости просим, желаю удачи, забей голов побольше». Он спутал бокс с футболом. «Забью, — сказал я, — так и быть». Укатываю впервые, довольный и гордый доверием, — не пустая личность на этом свете, талантливая молодежь.

Гудки и свистки паровозов.

Столпились вокруг И-И.

— Все собрались?

Пересчитали — все.

— Айда в вагон!

Побродили по городу Кировабаду. Серьезные спортсмены. Иду вразвалочку, член сборной «Спартака». Едим мороженое, шутим и хохочем, задеваем девчонок.

Вернулись быстро, чтобы не устать. Горит тусклым, слабым красным светом лампочка в нашей комнатке. Обои старые, облезлые. Кровати железные, ржавые, «железная» обстановка.

— Шахматистов, — говорит Дубровский, — не поселят в таком подвале.

— Будто ты видел, куда шахматистов поселяют.

— Мой брат шахматист, он останавливается в отелях.

— А это что, по-твоему?

— Одно название.

— К шахматистам уважения больше, народ интеллигентный, культурные запросы, они головой работают, а не руками.

— Это ты руками машешь, а я головой работаю, — отвечает Дубровский.

— То-то у тебя голова всегда на полу оказывается. Помолчал бы.

Ребята хохочут. Бедный Дубровский, достается ему всюду.

— Прекратите! — говорит капитан команды, тяжеловес, толстяк Фазанов. — Спать охота.

Никому спать неохота, кроме него. Подтрунивают над Дубровским, но не зло. Что значит — все время проигрывать. Невольно думаю о себе. Если я проиграю, надо мной так же будут шутить, второй бой подряд, а там третий… Не хочется думать о плохом конце.