Однако через минуту Виолет уже сидела на пластиковом стульчике и терпеливо ждала, когда детектив закончит перебирать ксерокопии. Словно никуда не выходила… Со дна души поднялась волна необъяснимой нежности к детективу Латифу. «Очередное доказательство моей извращенности!» — подумала Виолет и зажала рот, чтобы не захихикать.
— Детектив Латиф, — начала она, — мне нужно кое-что вам рассказать.
— В чем дело, мисс Хеллер? — подняв голову, вежливо осведомился он.
— Вижу, вы человек порядочный. Я хочу поблагодарить за терпение и время… — Детектив явно собрался возразить, и Виолет подняла руку: — Прошу вас, не перебивайте! — Она шумно выдохнула. — Вообще-то я открытая и общительная, но, боюсь, тут вам придется поверить мне на слово.
Латиф доброжелательно кивнул, но промолчал. «Чего он ждет? — недоумевала Виолет, растягивая губы в самой обаятельной из имеющихся в арсенале улыбок. — Какого-то особого комплимента?»
— Если объясните, чем еще я могла бы…
— Что случилось после того приступа в саду?
«Вот так педант!» — подумала Виолет и, оправившись от секундного замешательства, продолжила рассказ:
— Мы заночевали в доме Ричарда. Во-первых, я боялась будить сына, во-вторых, свекор твердил: «Мальчику нужен только сон». Разумеется, он ошибался… — Виолет покачала головой. — Часа в три утра я упала с кровати, точно ее наклонили. Дом раскачивался, не хуже поезда в метро, и в чем дело, я поняла не сразу. На первом этаже гремела музыка. Усилители страшно ее искажали, но я узнала горячо любимого Ричардом Бикса Байдербека с каким-то оркестром. Свекор покупал лишь качественные записи, чтобы слышались и ударные, и струнные, и все, что полагается. Сперва я не подумала, что тут замешан Уилл, но потом наступила на что-то холодное и скользкое. На полу валялась кучка, точнее, даже горсть, раздавленных помидоров из сада Ричарда.
— Помидоров? — нахмурившись, переспросил Латиф. — За которые вашего свекра наградили медалью?
— Правда, похоже на ключевую фразу анекдота? — глупо хихикнула Виолет.
— Вы сказали, что помидоры раздавили. Как именно? Руками?
— Скорее, ногами… — Виолет запнулась, потом кивнула: — Уилл бросил их на пол и наступил на каждый.
Латиф постучал кончиком карандаша по зубам.
— А дальше что случилось?
— Я вышла в холл. Ричард уже был в гостиной. Он ругался с Уиллом, кричал во все горло, но я не разобрала ни слова. Помню, я стояла на лестнице, не зная, на что решиться. Уговаривала себя спуститься, когда стихнет музыка, только не хотелось совершенно! — Виолет сложила ладони, точно для молитвы. — «Это дом Ричарда, стереоустановка Ричарда, пластинка Ричарда, поэтому не вмешивайся, иди спать!» — твердила я себе, но буквально через секунду оказалась в гостиной. Ричард орал, как ошпаренный, а Уилл катался по полу.
— Музыка продолжала играть?
Виолет кивнула.
— Почему ваш свекор ее не выключил?
— Понятия не имею.
— Разве ее не следовало выключить? В такой-то ситуации?
Виолет откинулась на спинку стула, огорошенная простотой вопроса. В лице детектива не читалось ровным счетом ничего: оно казалось отрешенным, непроницаемым и мрачноватым. Она привыкла рассказывать историю сына в определенном ключе, без замечаний и прерываний, а Латиф, похоже, намеренно засыпал ее вопросами. «Видимо, это профессиональная фишка, — подумала Виолет. — Он пытается сбить меня с толку».
— Полагаю, Ричард забыл о музыке, — наконец сказала Виолет. — Он орал на Уилла, изощрялся в угрозах, а сам пальцем его не трогал. В гостиной стоял странный запах, сладковато-металлический, как у жареного миндаля. Наверное, в стереоустановке что-то перегрелось. Меня Ричард даже не заметил, представляете?
Пленка воспоминаний перематывалась так быстро, что Виолет выдержала долгую паузу, стараясь немного замедлить процесс.
— От грохота музыки у меня стучали зубы. Уилл лежал на полу, вытянув руки по швам, пел и хихикал. Никогда не видела его таким счастливым. Чем громче ругался Ричард, тем сильнее радовался Уилл. От одного взгляда на сына у меня ноги подкашивались. Он весь перемазался томатным соком и без конца повторял какие-то слова… — Виолет попыталась восстановить сбившееся дыхание. — Чтобы разобрать их, я опустилась на колени. В тот момент почему-то вспомнилась строчка из пьесы, которая очень нравилась отцу Уилла: «Но переменчивы дела людские, и к худшему должны мы быть готовы» [2] У. Шекспир «Юлий Цезарь», акт V, сцена 1 (перевод М. Зенкевича).
. Я отчетливо услышала голос мужа: он процитировал Шекспира, точно желая приободрить, только мне стало еще страшнее. — Виолет расправила плечи. — Отчего это случилось, детектив? От шока?
Читать дальше