Вирджиния Эндрюс - Сквозь тернии

Она не докончила. Я подумал, как жестоко было дать нам сестру, о которой я только раз обмолвился, вместо цветущей девятнадцатилетней Николь Николе…

— Ты лечил Николь? — спросил я у папы.

— Нет, сын. Но так как она приходилась мне знакомой и студенткой мамы, меня допустили к ведению лечения. Но сегодня в четыре утра позвонили из госпиталя, и мы кинулись туда.

Я посмотрел на мою сестру. Она была очень миленькая, и розовая пижама ей была к лицу. Она вцепилась в маму и испуганно смотрела на незнакомцев, а потом уткнулась носом в мамино плечо и спряталась.

— Барт, — с милой улыбкой сказала мама, — ты тоже делал так. Ты прятал лицо и полагал, что мы тебя не видим, поскольку ты не видел нас.

— Убери ее! — заорал вдруг Барт, весь красный от гнева. — Убери ее прочь! Закопай ее в могилу вместе с ее мамой! Не хочу сестру! Ненавижу ее, ненавижу!

Наступила тишина. Никто не мог выговорить ни слова. Пока мама не могла даже вздохнуть, так она была шокирована, папа схватил сзади Барта который уже порывался стукнуть Синди! Синди развопилась, а Эмма гневно воззрилась на Барта.

— Барт, я никогда еще не слышал ничего более жестокого и ужасного, — сказал папа, усаживая Барта к себе на колено.

Барт вертелся, пихался и пытался соскочить, но папа держал его крепко.

— Иди в свою комнату и подумай там, пока в тебе не проснется сочувствие к другим. Будь ты на месте Синди, ты бы не разговаривал так.

Что-то бормоча, Барт пошел в комнату и с треском захлопнул дверь.

Повернувшись, папа взял в руки свой черный портфель и собрался уходить. Напоследок он с упреком взглянул на маму:

— Как ты думаешь, отчего я возражал против удочерения Синди? Ты прекрасно знаешь, как ревнив Барт. Такой чудесный ребенок, как Синди, не пробыл бы в приюте и двух дней: ее удочерили бы и были счастливы.

— Да, Крис, ты, как всегда, прав; но мы с тобой были бы лишены дочери. А теперь у меня есть маленькая девочка, которая так напоминает мне Кэрри.

Папа сморщился, как от боли. Мама сидела у стола с Синди на коленях, и впервые, сколько я помню, папа в тот день не поцеловал ее на прощанье. А она не сказала ему: «Будь осторожен».

Меня Синди мгновенно очаровала. Она все трогала своими ручками, а потом тянула в рот. Теплое чувство проснулось во мне при виде этого милого создания. А мама и вовсе казалась теперь ее родной матерью — так она полюбила Синди. Обе были одеты одинаково в розовое, с розовыми бантами в волосах, и только на Синди еще были белые шелковые носочки.

Джори будет учить тебя балету, когда ты подрастешь, — проговорила мама, пока я собирался в балетную школу

Я улыбнулся. Мама передала Синди Эмме и села в машину рядом со мной.

— Джори, я надеюсь, что Барт вскоре хоть чуточку полюбит Синди, как ты думаешь?

Мне хотелось сказать ей правду: нет, этого не будет; но я кивнул, не желая огорчать ее своими подозрениями по поводу брата.

— Мама, Барт кричит во сне. Он кричит, что ты сбежала со своим любовником от него, и зовет тебя.

Я усмехнулся, желая дать понять, что я принимаю это за недоразумение.

— А я и не знал, что ты такая хитроумная. Мама игнорировала мое последнее язвительное замечание.

— Джори, почему же ты раньше не сказал, что Барта мучают кошмары?

Но как я мог сказать ей правду о том, что уж слишком она занялась Синди и не обращает внимания на других. А на кого бы следовало обращать внимание — это на Барта.

— Мама, мама! — слышал я крики Барта этой ночью. — Где ты? Не оставляй меня одного! Мамочка, пожалуйста, не оставляй меня. Не люби его больше, чем меня. Я хороший, я правда хороший… просто делаю не знаю что Мама… мама!

Только сумасшедшие не знают сами, что творят. У нас в семье уже есть одна сумасшедшая. Нам не надо другого.

Значит… мне надо спасать Барта от него самого. Надо выпрямить его. Но где-то в закоулках моей памяти возникали смутные воспоминания о том, что волновало и мучило меня, когда я был еще слишком молод, чтобы понимать это. Слишком молод, чтобы сложить отдельные фрагменты сознания вместе.

Меня одолевало беспокойство, и, чем больше я думал о прошлом, тем больше пробуждалось мое сознание, и начинал мучить образ черноволосого человека, высокого мужчины, но не дяди Пола. Другого. Того человека звали Барт Уинслоу, а ведь это были имя и фамилия моего сводного брата. И звала его так мама.

Противная девчонка эта Синди. Даже не волнуется, что ее увидят голой. И ей все равно, что она усаживается при всех на горшок. Берет мои игрушки и тащит их в рот. Вымажется в чем-то и ходит так.