У нового (оно же было и первым) рабочего места Димы были даже свои преимущества. Здесь он будет беспрерывно общаться с интереснейшими людьми. Ведь бритвы нужны всем — и академикам, и героям, и мореплавателям, и плотникам. И вот он будет сидеть за деревянным барьером, скользить по бритве чуткими пальцами и слушать содержательные разговоры посетителей, время от времени роняя свои замечания, полные тонкости и понимания. И однажды сюда войдет стройная девушка с умным взглядом из-под пушистых ресниц…
Хотя, собственно, для чего стройной девушке входить в мастерскую, где чинят электробритвы? Может быть, зря он пошел сюда, а не в цех бытовых приборов? Но нет, девушка войдет сюда, чтобы сдать в починку электробритву брата.
Она сначала не хотела сюда идти. Она думала, здесь сидит какой-нибудь замшелый, небритый дядька, который козыряет в носу и говорит «елехтричество» или там «туды их в качель». И вдруг ее там встречает юноша с открытым интеллигентным лицом, в синей, щегольски простроченной спецовке. Он с достоинством здоровается, откладывает книгу, которую читал, и берет в руки бритву. И она, чтобы завязать разговор, спросит: «Что вы читаете?» А он ответит… Ну, предположим: «„Персидские письма“ Монтескье». И она, покраснев, скажет: «Я пока еще не читала». А потом… потом все пойдет прекрасно.
Но в первые дни Дима почему-то стеснялся разговаривать с посетителями. Это делал за него Паша, тощий парень с золотым зубом. Его временно оставили Диминым напарником, чтобы «ввести нового товарища в курс дела».
А потом Паша уйдет в какую-то другую мастерскую, потому что здесь, по его словам, «недостаточное поле деятельности».
— Но и здесь ничего, — сказал он новичку. — Если ты не лопух, будешь иметь восемьдесят, а то и все девяносто. Лично я даже сто снимал.
Диме не очень понравилось, что он поставил ему пределом девяносто, когда сам зарабатывал сто. Откуда известно, что он будет работать хуже?!
Но, конечно, и девяносто — это огромные деньги. Вот маме за сорок рублей приходится убирать контору и еще носить пакеты на почту, так как курьера уволили в порядке сокращения административного аппарата (кстати, непонятно: почему курьер — административный аппарат?).
Мама работает всю жизнь и вырастила его и Катьку… А тут человеку еще нет восемнадцати — и сразу девяносто рублей!
Может быть, если бы не так нужны были деньги, он подал бы после десятого класса в институт. И, может быть, даже не срезался бы. Витька Команов, например, прошел, а он всегда сдувал сочинения у Димы.
Но учкомбинат уже через восемь месяцев давал профессию…
На третий день работы Диме досталась сложная операция — самая сложная из возможных: смена статора и якоря. У него дрожали руки, и он все время просил: «Паш, ты только не смотри на меня». И когда через полтора часа бритва заговорила, Паша дружески хлопнул его по плечу и сказал: «Орел, парень, гвоздь!» Все-таки он чуткий, этот Паша.
А как он умел обращаться с посетителями! Он уверенно и ловко брал в руки бритву, небрежно совал вилку в штепсель и, послушав урчание мотора, говорил: «Сменить блок прерывателя… так… отремонтировать кулису… смазать. Сейчас посмотрим, на сколько мы разоримся!» И брал замызганный прейскурант. «Так… так… разоримся на один рубль тринадцать копеек».
— Очень важно, — сказал он потом Диме, — чтобы было тринадцать копеек или двадцать семь. Это всегда убедительнее, чем десять или двадцать копеек. Мол, все подсчитано, как в аптеке, нам вашего не надо. Убедительно!
— А для чего нам их надо убеждать? — удивился Дима.
Паша засмеялся.
Потом стало ясно, для чего.
— Пожалуйста, посмотри, — испуганно сказал Дима. — Тут какая-то чертовщина. Мне кажется, что якорь в порядке…
— Конечно, в порядке, — лениво отозвался Паша.
— Но здесь записано: «Сменить якорь». Ты же сам записал.
Паша посмотрел на Диму с сожалением.
— Лопух! Ты с чего получаешь? С выработки! Так соображай!
— Но это бесчестно!
— Господи, — снисходительно сказал тот, — что они, каждый день бритвы чинят, что ли? Тем более и государству польза. Деньги ж государству идут. Нам только процент.
Весь день Дима кипел. Вот из-за таких типов падает тень на всех честных тружеников. Надо встать и прямо сказать ему: «Вор!» Нет, иначе… Надо сказать: «Как ты можешь мошенничать, когда ребята едут на целину, строят Братскую ГЭС!» Нет, и так нельзя, тем более что тот может спросить: «А ты почему не на целине?» И придется объяснять про маму, про сестренку и про деньги… Он просто скажет ему: «Паша, в тебе есть много хорошего, зачем ты роняешь свою рабочую честь?» И тот понурится и ответит: «Да, я много думал об этом, так уж сложилось». Может быть, ему тоже очень нужны деньги, и он не понимает, какую подлость делает… Нет, кажется, понимает…
Читать дальше