Алексей Иванов - Ненастье

— Всё там нормально, — торопливо отмахнулся Серёга и подёргал куртку на Тане. — Слушай, Татьяна, спрячь эту папку на себе, — он потряс папкой у Тани перед лицом. — Сохрани её! Никому ни за что про неё не говори!

Таня послушно принялась запихивать папку под свитер за пояс юбки.

— Я щас слиняю, — продолжал Серёга. — Пережду шухер, а потом вернусь и найду тебя. А ты сбереги мне эту папку, поняла? Это самое важное!

— А я? — жалко спросила Таня. Глаза у неё заблестели, губы кривились.

Она не могла поверить, что Серёга вдруг исчезает из её жизни — и это нисколько его не угнетает. У него — друзья и битвы. А ей что делать?..

— Только без соплей, ладно? — жёстко ответил Серёга. — Некогда!

Ему быстрее хотелось туда, где схватка, где самое интересное, а Таня уже мешала. Рядом с ней он всё время как бы что‑то отдавал, а в бою — брал.

Постучав в дверь, на «мостик» вошёл Немец.

— Отведи Татьяну домой, — приказал Серёга. — Это пиздец как для дела.

И Таня всё‑таки заплакала. Она поняла, что картонная папка, спрятанная у неё на животе, для Серёжи, Сергея Васильевича, дороже её самой.

— Приказ принят, Серёга, — спокойно кивнул Герман.

Серёга посмотрел на Немца — длинного, нескладного, словно состоящего из палок и шарниров, — и понял, что Немец всё сделает, как надо. Не спросит лишнего. Пойдёт до конца. Потребуется — сдохнет. Это друг. Настоящий солдат. Серёга вдруг порывисто обнял Немца и стукнул кулаком по спине.

Танюша ждала, пока эти злые мужчины попрощаются, и стирала с лица слёзы — не обиды даже, а детского ужаса перед чудовищным одиночеством: и обнимали сейчас тоже не её… Немец крепко взял Таню за руку и решительно повёл с «мостика», как родитель уводит ребёнка из гостей домой.

В коридоре звучал вой ревунов из фойе, но суматоха ориентировалась в противоположном от фойе направлении: из распахнутых настежь кабинетов «афганцы» тащили мебель к служебному подъезду. Герман понял, что парни баррикадируют лестницу. Он распихал парней на площадке, поймал плечом шкаф, который хотели скинуть вниз по маршу, и крикнул:

— Таня, беги на второй этаж!.. Мужики, пустите девчонку!..

Таня порскнула по ступенькам, и Герман, бросив шкаф, нагнал её в два прыжка — а за ним с треском и грохотом повалилась брошенная мебель.

На другой площадке Герман придержал парней со стеллажом:

— Дайте протиснуться, мужики! Девчонку Лихолета вывожу!..

На первом этаже, похоже, уже схлестнулись с СОБРом — там бушевал матерный рёв, громыхали мебельные завалы. СОБР рвался наверх, а Герман пробился вниз, на второй этаж, и выволок из толпы очумевшую Таню.

Все пути эвакуации были перекрыты. Герман соображал, что ему делать. Оставался ещё вариант — по тёплому переходу в правое крыло, а там можно покинуть «Юбиль» через кухню и кафе «Баграм», бывший «Топаз».

— За мной! — приказал Герман Танюше. — Не бойся!

Он кинулся вперёд по длинному коридору.

Справа оказался холл, из его окон был виден стеклянный мост тёплого перехода, и Герман успел заметить, что по этому мосту бегут шароголовые солдатики. Герман толкнул Таню в женский туалет и заскочил сам. Комната в белом кафеле, закрашенное окно, три кабинки, в трубах журчит вода…

— Тань, сними штаны и сядь сюда на унитаз, — сказал Герман, указывая на крайнюю кабинку. — Прости, но по‑другому нас тогда примут.

Танюша так боялась, что у неё уже не было сил стесняться. Она задрала юбку, приспустила колготки и молча села на стульчак. Из‑под свитера у неё выехала папка‑скоросшиватель. Герман схватил эту папку, прижался к стене кабинки, плоско вытянулся и загородил себя открытой дверью.

В туалет влетели три собровца в камуфляже и касках и сразу как‑то заполнили собой всё помещение. Они застыли перед кабинкой, в которой на унитазе сидела девчонка с голыми коленками. Бойцы тупо смотрели сквозь прозрачные забрала шлемов. Противостояние длилось три секунды, а потом собровцы без слов развернулись и гурьбой выкатились из туалета.

Герман ещё постоял за дверью кабинки, удостоверяясь, что опасность миновала. Он стискивал папку и понимал, что держит главную тайну Серёги. Не исключено, что саму его жизнь. А потом он откинул дверь и протянул папку Танюше, которая всё так же покорно сидела голым задом на унитазе.

— Это твоё, — сказал Герман. — Одевайся. Выбираемся дальше.

Они опрометью пронеслись через тёплый переход и нырнули в другой служебный подъезд, уже в правом крыле «Юбиля». Вроде, здесь было пусто. Они скатились на первый этаж, Герман ломанулся в кухонный блок кафе — и тут вдруг на него откуда‑то набросились собровцы. Танюша завизжала.