Егор откинулся от руля обратно на сиденье, распахнул дверку и выпал наружу, но тотчас поднялся с заснеженного асфальта и, шатаясь, бросился в толпу. Напротив остановочного павильона замер трамвай, из него хлынули потоки пассажиров и сразу заполнили всю проезжую часть. Егор мгновенно затерялся среди людей; если киллер не потерял сознание и решится стрелять прямо из джипа, то просто не увидит, куда Егор подевался.
Немного контуженный, Егор сквозь шум в голове слышал испуганные голоса свидетелей аварии, но сам двигался среди людей в сторону трамвая — вот уже его борт, ступенька, поручень… Егор тяжело вскарабкался в салон.
— Во втором вагоне поторопитесь с посадкой! — раздражённо сказал по трансляции водитель трамвая. — Двери закрываются!
— Уберите бошки свои с улицы! — крикнула кондукторша в салоне Егора — это зеваки высовывались, чтобы разглядеть сокрушённый джип.
Складные двери захлопнулись с визгом стылых шарниров.
Егор заметил пустое сиденье — на соседнем месте громоздился алкаш, который спал, уткнувшись ушанкой в заиндевелое окно, и никто не хотел находиться рядом с пьяным. Егор раздвинул пассажиров, шагнул и сел в пустое кресло. Голова Егора кружилась, в глазах всё плыло. Егор схватился за металлический поручень на спинке кресла напротив.
Вагон качнуло, люди впереди расступились, и Егор вдруг увидел Олега Батищева. Последнего из лидеров «динамовцев». Это его брата расстреляли на «Нептуне». Это он послал автоматчиков на Шпальный. Это его глаза были в прорезях балаклавы и в джипе смотрели на Егора из зеркала заднего вида.
Теперь балаклава Батищева была свёрнута валиком, как шапочка. На щеке — затёртый потёк крови. Бушлат расстёгнут, словно от жары. Батищев стоял лицом к Быченко. Левой рукой он держался за поручень, как обычный пассажир, а правую руку сунул за полу бушлата — там ствол. Он видел обе руки Егора на спинке кресла. И Егор уже ничего не мог изменить: не мог отступить, атаковать или выхватить «беретту» из кобуры под мышкой.
Егор всё понял, но как‑то окостенел и тупо ждал. А Батищев медлил, дарил Егору время до ближайшей остановки. Трамвай, стуча и подрагивая, бежал по зимнему проспекту, но при тусклом вагонном освещении казалось, что за окнами, густо заросшими изморозью, не русский город Батуев, а Панджшерское ущелье, где в стратосферной тьме белеют гранёные и острые льдины Гиндукуша. Да, для Егора трамвай ехал через Панджшер, потому что Егор всегда был там, в Панджшере, и не было у него никакого дембеля.
На остановке «Сорок пятый комбинат» пассажиры сдвинулись с мест, и Олег Батищев, повернувшись боком, выстрелил сквозь бушлат из пистолета с глушителем. Егор Быченко закрыл глаза и лёг на похрапывающего алкаша. Батищев прошёл мимо, внимательно рассматривая Егора, и покинул вагон.
Кондукторша попыталась разбудить Егора Быченко только на конечной.
* * *
С Владиком Танцоровым судьба свела Германа через тринадцать лет после бойни на Шпальном — осенью 2007 года.
Герман сидел в лобби‑баре на первом этаже бизнес‑центра, пил кофе и ждал директора, которого привёз на какие‑то переговоры. В этот момент и зазвонил телефон. У Германа была возможность ответить.
— Алё, — не здороваясь и не представляясь, развязно произнёс абонент, — это вы владелец участка три‑шестнадцать в кооперативе «Ненастье»?
Владельцем был Яр‑Саныч, но он с людьми не общался, и сотового телефона у него не было — он не желал учиться пользоваться трубкой. На всякий пожарный случай сторож Фаныч имел номер Германа.
— Вы в курсе, что Ненастье будут сносить?
— Этим уже три года пугают.
— Короче, всё серьёзно. Реальная ликвидация. Я из риелторской конторы звоню, скупаю в Ненастье участки под снос. Если хотите что‑то получить за дачу, то приезжайте, обсудим. Короче, свой адрес эсэмэской сброшу.
Ближе к вечеру Герман приехал по указанному адресу. Окраина, бывшая промзона, офисное здание — некогда заводоуправление; второй этаж, секция на три кабинета, дешёвая мебель, секретарша — девица явно не для работы; в общем, шарашкина контора эпохи благополучия, когда всё можно хоть как.
Владик, развалясь, сидел во вращающемся кресле.
— Мы чё, знакомы вроде? — Он тревожно вглядывался в Германа.
За прошедшие годы Владик Танцоров одновременно заматерел и как‑то разболтался. Высокий, поджарый, подвижный, губастый, рукастый и наглый — как раз тип рыночного продавца. Только время рынков миновало.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу