Денис Драгунский - Вид с метромоста (сборник)

– Пить будешь? – спросил Сидоров.

– Самую чуточку, – сказал Петров. – Ага, спасибо. Ну, как ты вообще? Светскую жизнь ведешь? В театры ходишь? Новинки читаешь?

– Веду, – сказал Сидоров. – Вот вчера, например, был на приеме в Нобелевском фонде. Да, а тебя почему не было? Там вся Москва была.

– Ужин у британского посла, – развел руками Петров. – В узком кругу.

– А в пятницу мы с Машей в Большом были. Балет Ксенакиса «Медея».

– Ага, – сказал Петров. – Видел, видел. В прошлом году.

– Ты, наверное, путаешь. Это же премьера.

– В театре Ковент-Гарден, – сказал Петров.

Помолчали.

– Что посоветуешь пролистать? – спросил Петров.

– Если из интеллектуального, – сказал Сидоров, – то роман Джонатана Литтела. «Благодетельницы». Про войну, глазами раскаявшегося эсэсовца-педераста. Отрывки были в Иностранке . Хорошая вещь. Но очень сложная.

– Ударение на «э», – сказал Петров. – Литтэ2л. Он француз с английской фамилией. Я читал. В подлиннике.

– Коля, – сказал Сидоров. – А вот у тебя, например, пистолет есть?

– Есть, – сказал Петров.

– А какой?

– «Петерс-шталь», разумеется, – пожал плечами Петров.

– А у меня «стечкин», – сказал Сидоров, встал, подошел к письменному столу, выдвинул ящик, достал пистолет и застрелил Петрова.

– Маяковский, – сказал Сталин, – был и остается лучшим поэтом советской эпохи. Но нам надо выбрать лучшего поэта русской, дореволюционной эпохи. Для этого я пригласил вас сюда, товарищи! Хочу узнать мнение моих старых друзей и соратников.

Сталин давно уже решил, кого назначить главным поэтом царской России. Некрасов отпадает: народу нужны хорошие стихи, а не колхозная бубнилка. Тютчев – многовато мистики. Лермонтов – нет: не уважал органы, неправильно понимал Кавказ, не чувствовал его. Был убит на дуэли не за прогрессивные убеждения, а так, подрались два пьяных офицерика. Вот у Пушкина дуэль имела большое общественно-политическое значение. Но Пушкин совершенно не годится. «Властитель слабый и лукавый, тебя, твой трон я ненавижу» . А кто ты такой, критиковать руководство страны? Патриотизм неискренний. Кто поверит, что «Клеветникам России» он написал от души? И вообще не собрание сочинений, а сплошной донжуанский список.

Остается один настоящий поэт – Фет Афанасий Афанасьевич. Задушевная лирика, и никакой политики. Настоящая поэзия! Ни одна троцкистская сволочь не сможет перетолковать в свою пользу. Фет, Фет и еще раз Фет!

– А ты сам как думаешь, Коба? – спросил Ворошилов, прервав его размышления.

– Некоторые говорят, что у нас в партии маловато демократии, – сказал Сталин. – Но это лживые измышления. Высказывайтесь, товарищи. А я потом подытожу.

– Пушкин, конечно! – вылез вперед всех Каменев.

– Разумеется, Пушкин! – кивнул Зиновьев.

– Он, он, Александр Сергеевич, – вздохнул Бухарин.

– Да, конечно, Пушкин, – сказал Рудзутак.

– А что скажут наши органы? – спросил Сталин.

– Думаю, товарищи правильно сказали! – ответил Ягода.

– А что скажут наши военные?

– «Ура, мы ломим, гнутся шведы!» – продекламировал Тухачевский.

– «Волнуясь, конница летит!» – подхватил Блюхер. – Пушкин, товарищ Сталин, кто же еще!

– Клим, а ты что молчишь? – обратился Сталин к Ворошилову.

– Я вообще только один стишок помню, – развел руками тот. – Была у нас в полку сестричка, сидели мы с ней как-то ночью над речушкой. Она стишок рассказала: Шепот, робкое дыханье, трели соловья, серебро и колыханье сонного ручья … Меня, Коба, прямо слеза пробила…

Ворошилов утер слезу кулаком: вспомнил сестричку, видать.

– Хватит хныкать, – сурово сказал Сталин. – Значит, большинством голосов лучшим поэтом утвердить Пушкина Александра Сергеевича. Создать всесоюзный оргкомитет для мероприятий по увековечению. А ты, Клим, его возглавишь… Тоже мне, любитель Фета!

Матвеев проснулся рано. Лежал на спине и смотрел в потолок. Лежал тихо, чтобы не разбудить жену. Она очень чутко спала, и когда он спросонья начинал вертеться с боку на бок, тут же бурчала:

– Что ты возишься? Лежи спокойно! Или тогда уже вставай.

Он скосил глаза налево, на комод, где часы. Самое начало седьмого.

Потом скосил глаза направо, на жену. Она тоже лежала на спине, дышала ровно. Веки слегка вздрагивали. Матвеев знал, что это означает стадию быстрого сна : то есть она сейчас спит и что-то видит во сне.