Эрик-Эмманюэль Шмитт - Другая судьба

Холодной, сырой ночью поезд привез их во Фландрию. Когда отряд шел к барачному лагерю близ Ипра, раздался взрыв, над ними пролетел снаряд и разорвался в хвосте колонны. Вспышки… Осколки… Десять человек погибли на месте. Дым и порох не успели рассеяться, а Гитлер уже кричал:

– Ура!

Две сотни глоток тотчас подхватили:

– Ура!

Гитлер ликовал: уф, слава богу, еще не поздно.

Они дошли до границы, где визжали пули, грохотали пушки, надсаживались офицеры, стонали раненые, агонизировали у траншей тела, и там, в наскоро сколоченном бараке, убаюканный шумом войны, Гитлер наконец уснул сном праведника, прибывшего вовремя.

Назавтра он встал и пошел полюбоваться лагерной жизнью.

Выбегая из километров траншей, окопов и сап, красные, потные санитары с носилками спешно транспортировали павших этой ночью солдат и отсортировывали убитых от раненых.

Врачи и фельдшеры не теряли ни секунды: кололи, ампутировали, прочищали. Брезент палаток служил мертвым саваном; секретарь записывал имена погибших, другой писал их родным; сержант раздавал их сапоги, оружие и ремни – все, что уцелело. Пришли офицеры инженерных войск – инженер по укреплениям, инженер по водным коммуникациям; профессионалы, они рассматривали поле битвы сквозь призму своей специальности и отдавали приказы группам рабочих: копать и перекапывать, строить новые укрытия и отстраивать старые, поднимать бетонные опоры и отливать новые, столярничать, крепить, выравнивать, насыпать, трамбовать, бурить колодцы, рыть отводы для воды, укреплять навесы. Отряды рабочих, хлипких с виду стариков, заполонили галереи, точно муравьи. Командиры артиллерии осматривали пулеметы. Офицер химзащиты объявлял учебную тревогу, проверяя, у всех ли есть противогазы, и орал на тех, кто надевал их дольше пятнадцати секунд. Прибыла почта. Повара раздавали миски с хлебом, вымоченным в теплом молоке. Все было великолепно, просто чудо организации. Гитлер был покорён: как все умно, как мобилизованы все знания, это совершенное общество, тотальное общество.

Его назначили вестовым 1-го батальона 2-го пехотного полка. Он передавал солдатам приказы штаба. Подчинялся адъютанту Хуго Гутманну, черноволосому красавцу с нафабренными усами, авантажного телосложения – широкие плечи и узкая талия, – светлоглазому, велеречивому; это был идеальный унтер – таких изображают на гравюрах, – и Гитлер его уже боготворил.

– Скажите людям, что боевое крещение состоится через четыре дня.

Четыре дня – невыносимое ожидание.

Гитлер коротал время, беседуя с солдатами, которые были на фронте уже несколько недель. Он ожидал героических рассказов, но собеседники его были люди простые, ворчливые, занятые деталями повседневной жизни – время обеда, качество супа; он был поначалу разочарован. Потом до него дошло, что эти люди просто не любят говорить о ночных боях. Нормально! Они не тратят слов, как тыловые крысы. Они действуют! Присмотревшись к ним получше, он обнаружил, что они и впрямь менялись с наступлением ночи: из угрюмых становились живыми, усталость как рукой снимало, мускулы напрягались, точно наэлектризованные, глаза горели. Гитлер завидовал, и нетерпение его росло.

Наконец сгустились сумерки четвертого дня.

Объявили наступление. Не сидеть в траншеях, нет, выйти. Продвигаться по равнине. Ударить по врагу с фланга. Оттеснить его. Эта ночь будет решающей.

Гитлер очертя голову устремился в бой.

Он не был на передовой – вестовые не идут в атаку, – но он носил главные приказы, без него в сражении не обойтись.

Огонь. Сыплются впотьмах снаряды. Едва слышен щебет ракет, разливающих время от времени свой свет.

Солдаты выходят из траншей и углубляются в лес. Французы недалеко. Слышны залпы.

Гитлер передает приказы. Ему надо пройти лесом.

Он бежит. Кричит. Бежит. Бранится.

Гремят выстрелы. Пули вонзаются в кору. Стонут и падают товарищи.

Он бежит.

Он чувствует себя великим. Он огромен.

Он бежит.

Он стал воином. Вперед! Он ничего не боится, смерть ему не страшна, он сам несет смерть. Он – абсолютный воин.

Он бежит. Падает. Ползет. Поднимается. Бежит.

Он перестал быть собой, он – лишь рефлексы; его тело умнее его; тело все знает; тело все чувствует. Он есть. Наконец-то он есть. Порыв. Только порыв. Все – порыв. Порыв движет им, он сильнее его. Сила поднимается в нем до упора. Раскаленная.

Он бежит.

Жизнь полна. Полна как никогда. Прежде он знал лишь унылое небытие. Теперь он живет. Более чем живет.