Эрик-Эмманюэль Шмитт - Другая судьба

– У Владимира есть власть. Настоящая. Та, что открывает все двери и все сейфы. Он умеет делать женщину счастливой.

– И что с того? – грубым тоном спросил Адольф.

Наглость заразительна…

– Ты не понимаешь?

– Повторяю: и что с того? Зачем ты мне это рассказываешь?

– Разве я позволила тебе перейти на «ты»?

– Нет. Насколько я помню. Но я тоже не давал тебе такого разрешения.

Она улыбнулась, удовлетворенная агрессивным тоном, в котором пошел разговор.

– Так вот, я предлагаю научить тебя этому, сопляк.

– Научить чему?

– Делать женщину счастливой.

Он вскинул глаза: она смотрела на него с ненавистью. Устоять было невозможно. Если я заставлю кричать эту женщину, это будет удаваться мне со всеми.

Гитлер не мог опомниться.

Вот уже несколько недель по средам, в восемь утра, Фриц Вальтер, в каракулевом пальто, в черных кожаных перчатках, с гладкими, чуть раздраженными от недавнего бритья щеками, благоухающий смесью фиалки с лавандой, которую ввели в моду цирюльники, стучал в дверь, входил уверенным шагом богатого галерейщика, смотрел новые картины, забирал их и отдавал деньги за прошлую неделю.

– Пополам, не так ли, мой друг?

Гитлер кивал. Ему и в голову не приходило перечить этому эстету, который, помимо банкнот, каждую среду приносил ему подтверждение, что он – настоящий художник.

Суммы были не очень крупными, но Фриц Вальтер умел находить этому обоснование:

– Клиенты очень впечатляются, когда я говорю, что вам всего семнадцать.

– Двадцать.

– Неужели? Итак, они впечатляются вашим юным возрастом, но и пользуются этим. Ничего не поделаешь. «Фриц, – говорят они мне, – через несколько лет ты будешь сам назначать цену на твоего Адольфа Гитлера, но пока дай нам делать дела». Это нормально. Так было всегда. Моя работа – возбудить желание и заставить ждать. Но мои клиенты мне доверяют, они знают, что я их не обману. Так же я вел себя вначале с Климтом и Мозером. А теперь их картины идут нарасхват за миллионы марок. Очень красиво, мой мальчик, но мне больше нравится, когда вы беретесь за известные памятники. Клиенты на это падки. Не бойтесь. Ваша оригинальность не в теме, а в самой живописи. Не сдерживайте себя. Да, великие памятники Вены. Взгляните на Климта, сплошь классические сюжеты, а живопись между тем отнюдь не классичная. Ах, Климт, так и вижу его, как вас, – робел, смотрел на меня с недоверием, думал, что его охмуряют, потому что я верил в его талант. Молодость! Прекрасная молодость! Шесть картин? Восемь было бы идеально. Или лучше малые форматы. Много малых форматов. Позже, когда встанете на ноги, перейдете к большим. Как Климт. Опять Климт. Как вы мне его напоминаете!

Когда Фриц Вальтер покидал комнату с полотнами под мышкой, Гитлер еще долго чувствовал опьянение. Комплименты грели душу, энергия била ключом, в голове лопались пузырьки надежды. Однажды он будет богат. Однажды он станет Климтом. Он, плохо знавший творчество этого великого художника и поначалу ненавидевший то немногое, что видел, полностью изменил мнение об основателе Сецессиона: [5]нет, совершенно невозможно отрицать, что Густав Климт – гений. Спорный гений – как все гении, но все же гений. Немного слишком современный. Иногда. Немного слишком декадентский. Немного слишком… но гений. Да. Бесспорный гений. И Гитлер чувствовал, что очень близок к нему.

В следующие часы упоенный собой Гитлер рьяно принимался на работу. Вперед, к шедеврам!

Ближе к вечеру он трезвел. Бесконечные кальки и бесчисленные штрихи постепенно возвращали его к действительности.

К счастью, за ужином Ветти давала ему возможность заново пережить дневные сцены. Он пересказывал ей слово в слово, что сказал галерейщик, и пускался в вольную импровизацию об отмеченном Вальтером сходстве между ним и Климтом. Он был неистощим на похвалы себе. Эту часть ремесла артиста он любил больше всего.

– А ты знаешь, Дольферль, в воскресенье вечером Вернер уверял меня, что галерея Вальтера – одна из самых знаменитых в Вене?

– Я и сам это знаю, – приосанившись, ответил Гитлер.

– Да, одна из лучших. Он был очень впечатлен, узнав, что ты там выставляешься. Очень, очень впечатлен.

Ветти не решилась сказать, что Вернер ей просто-напросто не поверил.

Гитлер принял комплимент, пусть и от Вернера, мерзкого педераста, посмевшего счесть его своим.

– Конечно, галерея Вальтера лучшая в городе. Фриц Вальтер открыл Климта и Мозера. Мне, наверно, надо наведаться туда как-нибудь. Посмотреть, как развесили мои полотна.