Сара Груэн - Время перемен

– Не понимаю, чего ты бесишься? – небрежно бросает она.

– Ты ездила верхом без шлема, на неоседланной лошади! – взрываюсь я. – Неслась во весь опор к забору по промерзшей земле! Забыла, что у Восторга всего один глаз?

– И что из этого следует? – с невозмутимым видом вопрошает Ева и, прищелкнув языком, направляется к воротам. Восторг, тяжело дыша, идет рядом.

– То есть как это что?! – не верю я собственным ушам.

Я нахожусь с противоположной стороны и стараюсь идти в ногу с дочерью и Восторгом. Нервно заглядываю между досок, придирчиво изучая ноги Восторга. Следов хромоты не видно. Слава богу, и Ева и лошадь целы и невредимы, но голова по-прежнему идет кругом и дышится тяжело. В организме бушует адреналин…

– Не возьму в толк, с чего ты так разошлась, – недоумевает Ева, останавливаясь возле ворот. – Я все время езжу без седла. Наверное, надо было надеть шлем, но ведь я не собиралась прыгать через барьеры.

– Нет, собиралась. Не ври.

Ловкими пальцами дочь открывает ворота и толкает створку ко мне. Я ловлю ее и придерживаю, дожидаясь, пока Ева заведет лошадь внутрь, а потом закрываю. Некоторое время вожусь с цепочкой, а Ева уже направляется к конюшне.

– Ева, будь добра, подожди!

Однако дочь, будто обращаются вовсе не к ней, идет дальше, даже ни разу не оглянувшись.

Ненавижу, когда она ведет себя подобным образом. Человек, плетущийся сзади, не может стать хозяином положения, и Еве это отлично известно. Так что действует она продуманно. Я роняю цепочку, с которой закоченевшие пальцы все равно не в состоянии справиться, и бегу трусцой вслед за Евой. За спиной скрипят распахнутые ворота.

– Ева! – снова окликаю я, ускоряя шаг. Наверное, я сейчас похожа на несчастного Смайка из романа Диккенса, когда он с хныканьем тащился за мистером Сквирсом. – Ева, подожди, прошу тебя!

Дочь продолжает изображать из себя глухую.

– Ева, ты меня слышишь?

Ну все, сколько можно терпеть это издевательство! Я почти поравнялась с беглянкой и резким движением вырываю у нее из рук поводья.

Голова Восторга взмывает вверх, и он в недоумении косится левым глазом в мою сторону. Я глажу лошадиную морду и шепчу ласковые слова, чтобы успокоить животное.

Ева не может скрыть удивления, но сразу приходит в себя и, упершись руками в бока, выставляет вперед ногу. Воздев глаза к небу, она испускает тяжкий вздох.

– Признайся, ты собиралась перепрыгнуть через забор.

Дерзкий взгляд карих глаз устремлен прямо на меня. Прежде чем дать ответ, Ева выдерживает короткую паузу.

– Возможно, – с равнодушным видом пожимает она плечами. – Ну, ладно, так и быть. Да, собиралась.

– Господи, Ева! Ты бы разбилась до смерти!

– Ничего подобного, – презрительно фыркает дочь. – За всю жизнь я ни разу не свалилась с лошади.

– Ерунда! – вконец разозлившись, кричу я. – Полная чушь! Восторг не прыгал через препятствия с тех пор, как потерял глаз. А если бы он ошибся? Проломил своим телом забор? Или просто отказался прыгать? А на тебе никакой защиты. Ни стремян, ни шлема, ни жилета, вообще ничего!

– Да успокойся же, мама.

– Что ты сказала? – Руки бессильно падают вдоль тела, я смотрю в глаза дочери в надежде уловить искру понимания. Чувствую себя совершенно сбитой с толку при виде девочки-подростка, которая не соображает, что несколько минут назад могла случиться непоправимая беда. Мне больно.

Восторг нервно пританцовывает, отступая на несколько шагов в сторону. Он старательно следит за нами здоровым глазом.

Я подхожу к лошади, успокаиваю, поглаживая по голове и шее.

– Немедленно возвращайся в дом и жди меня. – Эти слова адресованы Еве.

Ее лицо принимает раздраженное выражение.

– Но почему?

– Мы не закончили разговор.

Ева поворачивается спиной и сердито топает по подъездной дорожке.

– Вот черт! – шипит она, не заботясь, что я услышу, но все же недостаточно громко, чтобы в случае чего отпереться и списать все на мою глухоту. В сердцах она поддает носком сапога гравий, и тот взлетает фонтанчиком в воздух.

– А ну стой!

Откинув голову назад, Ева останавливается:

– Ну, что на сей раз?

– Что ты сейчас сказала?

– Ничего, – бросает она, по-прежнему стоя ко мне спиной.

– Неправда, сказала. Сама ведь знаешь.

Ответом меня не удостаивают.

– Ты наказана, будешь сидеть под домашним арестом, – объявляю я.

– Вот удивила! – бурчит дочь и удаляется с гордо поднятой головой, время от времени подбрасывая гравий носком сапога.