Хотя это прошло почти шесть лет, было ощущение, словно время застыло в офисе Барни Спаркса. Он был одет в тот самый голубой спортивный пиджак, что и в первый раз, и когда он ударил себя кулаком в грудь, чтобы прокашляться, пыль в лучах полуденного солнца взорвалась крошеными фейерверками, точно так же, как в тот день, когда мы встретились.
К настоящему моменту я просидела около двадцати минут в знакомом гигантском кресле, в котором было невозможно сесть прямо, с чашкой невероятно слабого кофе, который он налил нам по кружке ("Мне нельзя его. Миссис Спаркс спустила бы с меня шкуру"). Мне уже многое удалось рассказать из того, что произошло с того дня, когда я впервые взобралась по скрипучей лестнице в его офис. Я опускала детали в спешке: как я попала на своё первое прослушивание, как подписала контракт с Джо Мелвиллом, как меня уволили из клуба, как мне пришлось вернуться к обслуживанию мероприятий, как я отказалась от фильма, и как меня бросил агент. Я даже рассказала ему о поездке на свою первую премьеру и, какая, как мне казалось, она будет интересная, а в конечном итоге оказалась сплошным разочарованием, хотя я не рассказала все причины, почему та ночь была такой болезненной.
- Это ужасный способ посмотреть фильм. Все эти весёлые приветствия и заискивания. Я избегал их, как ЧУМЫ, - согласился он, неуверенно подняв белую чашку со сколами к губам, и сделал ещё один глоток.
И с этим мы пришли к тому дню, когда я позвонила ему на прошлой неделе, тогда я, запинаясь, с трудом выговорила самую основную информацию: как меня зовут и почему я звоню.
- Фрэнни БЭНКС. Моя любимая НЕДОТЁПА, - весело проревел он по телефону в тот день, а потом спросил, не хочу ли я заскочить в пятницу к четырём.
И вот пятница, слегка за четыре. Я комфортно утопаю в доисторическом кресле, держу в уме, но пока боюсь спросить, хочет ли Барни Спаркс быть моим агентом.
- Мой эпизод "Кевина и Кэти" должен выйти в эфир на следующей неделе, - сказала я ему, пытаясь не выглядеть слишком наивной оптимисткой. - Это может... как вы думаете, это может мне помочь в чём-нибудь?
Барни говорил, опасно откинувшись назад в кресле, так, что даже петли протестующе скрипели.
- ХОРОШАЯ НОВОСТЬ, - прокричал он в потолок. - Это первый эпизод, и будет много прессы. ПЛОХАЯ НОВОСТЬ - сериалу уже девятый год, и он утратил свою свежесть, но, ЭЙ, никогда не знаешь.
- Просто я установила себе, э, что-то вроде срока, и он только что прошёл, и я поклялась, что не буду одной из тех, кто остаётся в бизнесе слишком долго, и тогда я начала задаваться вопросом, что если я сама себя дурачу, думая, что я...
Я остановилась не в силах произнести ни слова.
- Достаточно ХОРОША? - пролаял Барни деловитым тоном, как будто я только что сказала самую очевидную в мире вещь.
- Эм, да.
- Моя дорогая, - вздохнул он, наклонившись ко мне через стол и сцепив руки. - Как мой отец, знаменитый бродвейский режиссёр, Ирвинг Спаркс, любил говорить своим актёрам: "Как ты собираешься попасть в Карнеги-холл?"
Я уставилась на него, не зная, шутит он или нет:
- Эм. Постойте. Вы хотите сказать, что ответ вашего отца был - "практика, практика и ещё раз практика"?
- Эм, он никогда не ставил себе этого в заслугу, но ты думаешь, что Джек Бенни сам придумывал своим монологи? ХА! Талантливый комик, да, но НЕ такой прекрасный составитель речей, как мой отец.
- Вау.
- ДА. Мне кажется, что у тебя пока недостаточно опыта. Он придёт со временем. И ВОЗРАСТОМ.
Казалось, Барни явно позитивно настроен по отношению к моему возрасту, как будто пока ты не достиг двадцати семи, не время паниковать. Он говорил со мной так, как будто я была молодой. Разве он не знает, что Дайан Китон было двадцать четыре, когда она получила главную роль в мюзикле "Волосы" на Бродвее, а Мерил Стрип выиграла Оскар до того, как ей исполнилось тридцать? Но по какой-то причине, казалось, он совсем не думал, что я отстаю от их графика.
- Но, даже пройдя все те прослушивания, которые у меня были, и, посещая курсы по актёрскому мастерству, я не могу отделаться от ощущения, что что-то, что я делаю неправильно, или что-то, что я делаю, не так, как будто существует какой-то трюк, который я всё не могу узнать, секрет, который знаю другие люди, а я нет. Как в ночных кошмарах, которые мне иногда снятся: я на сцене, и я не знаю, какую пьесу играю, или что это за песня или речь, которую я должна сказать, но я открываю рот, и ничего не происходит. И я не знаю, у меня есть это чувство, потому что у меня нет достаточно опыта или практики, как вы говорите, и если это, потому что я не знаю секрет... тайный язык...
Читать дальше