— Ты что, забыл об Индии, о Суэцком канале, о Гане и обо всем прочем? Посмотри на эту девицу. Она кое в чем побольше нас смыслит.
— Я ничего не забыл и все понимаю. Но разве не мы должны поставить на ноги это молодое государство? Ведь у нас самые добрые намерения, а малайцы не хотят нас понять.
— Я не вижу ничего плохого в том, что проектом будет руководить малаец, — сказал Боб.
— Я тоже не против, — отозвался Билл, вытирая вспотевший лоб. Он казался себе сейчас одиноким странником в пустыне.
Выйдя из клуба, Билл ссутулился. Он подумал, что шоферы машин, стоящих у клуба, смотрят на него точно так же, как смотрел таможенник в аэропорту. Он зашагал вдоль улицы по направлению к Дому Правительства, и его сутулая долговязая фигура напоминала сейчас кривую жердь. Голова была опущена.
На перекрестке возле сквера его обогнал молодой малаец в голубых дакроновых брюках и при галстуке. Не поднимая головы, Билл бросил беглый взгляд на парня — он посмотрел на него, как кот на воробья. И нахмурился. Интересно, на какой основе эти малайцы могут построить свою независимость, на каких традициях? Что у них есть, кроме мифического Ханг Туаха? [126] Ханг Туах — герой средневекового малайского героического эпоса.
— Здравствуйте, туан, — услышал он вдруг знакомый голос.
Он повернулся и, узнав Амата, поднял голову и остановился.
— Ты что здесь делаешь?
— Сижу, туан. Жду министра.
— Министр здесь?
— Да, туан.
Ему показалось немного странным, что министр приехал за десять минут до начала работы министерства и на три четверти часа раньше, чем имел обыкновение приезжать.
— Как дела, Амат?
— Все хорошо, туан.
— Работа нравится? Ты доволен?
— Нравится, туан. Начальник такой, что лучше не надо. Велел мне звать его просто «инче».
— Как это можно! Ты должен звать его туаном. Он ведь даже выше меня рангом, ты знаешь?
— Да, конечно.
— Ты слушай меня — ты должен называть его туаном. Понял?
— Так как же я могу, раз он мне не велит?! Он малаец. Он ведь и прежних своих шоферов повыгонял за то, что они относились к нему как к европейцу. Мне очень трудно, туан. Я ведь привык уже работать с белыми людьми, а белых всегда положено называть «туан».
— Ну как знаешь.
И Билл торопливо зашагал к лифту.
Лифт был переполнен. Здесь были хорошенькие девушки, работавшие на радио, и несколько служащих. Он разглядывал их с высоты своего роста. Он был здесь выше всех. Раньше он всегда чувствовал себя выше, но сейчас этого чувства не было. Сердце подсказывало ему: наверно, Боб прав. Возможно, Амат и та белая приятельница (или жена?) молодого малайца тоже права. Он оглядел стоявших в лифте служащих, взглянул на лифтера. Нет, никто не смотрел на него тем взглядом, которым окинул его таможенный чиновник сегодня утром в аэровокзале.
Перевод с малайзийского Р. Коригодского
Чжао Жун — сингапурский прозаик и литературный критик, автор рассказов о сингапурской и малайзийской действительности, романа и многих публицистических статей.
Чжао Жун (Чжао Дачэн) родился в 1920 году в Сингапуре в бедной семье, пережил тяжелое детство и юность. За годы жизни сменил много разных профессий. В настоящее время живет в Сингапуре и занимается педагогической деятельностью. Как литератор, известен сборником рассказов «В джунглях» (1958), повестью «Любовь на море» (1959) и крупным романом «Малакский пролив». В 60–70-е годы писал отдельные рассказы и статьи, которые печатались в Сингапурской периодической прессе. В своих произведениях автор изображает жизнь современного общества, показывая трудные судьбы простых людей. Большое место в его творчестве занимает тема войны. Роман «Малакский пролив» достоверно и убедительно повествует о патриотическом движении народов Сингапура и Малайзии против японских оккупантов.
Чжао Жун — известный литературный критик. Его перу принадлежат острые полемические статьи о путях развития местной литературы, об идейных принципах литературы и критериях литературного творчества. Чжао Жуном написаны содержательные эссе о многих писателях Сингапура и Малайзии и их творчестве — Вэй Юне, Мяо Сю, Сюй Сюе и других.
Д. Воскресенский
В последнее время ночи ей казались особенно длинными — наверное, оттого, что ей снилось много снов. Но она любила долгие ночные часы, а сны доставляли ей радость.
Каждый день у нее начинался одинаково. Встав утром с постели, Ядэ, не умываясь, сразу же бежала к соседке, тетушке Чэнь Мин, и подробно расспрашивала ее о том, какие нынче выпали цифры в лотерее «Двенадцать веток». Узнав эти новости, она возвращалась к себе и только тогда умывалась, потом шла за покупками, стряпала обед или делала что-нибудь по хозяйству.
Читать дальше