А жена все не возвращалась.
— Она пропала, сынок, — плача, говорила Каджану мать.
— Бессмертных людей нет, — невозмутимо отвечал Каджан.
— Что будет с твоим ребенком?
Каджан оторвался от работы и раздраженно сказал:
— Я должен думать о всех детях. О всех!..
— Но это же твой ребенок, Каджан! Что ты говоришь?!
Ответа не последовало, и, когда Каджан снова склонился к столу, матушка Кумис вышла, утирая слезы.
— Мой ребенок? — изрек он, оставшись наедине со своими бумагами. — Это только маленькая составная частичка нации. А я думаю о воспитании всех детей.
На следующее утро, шатаясь от слабости, Каджан отправился в школу. На уроке он неожиданно сказал:
— Все индонезийские мальчики — мои дети, и каждый из них — мой ученик. Не исключая моего собственного сына. Само собой разумеется, что каждая женщина нашей страны — моя жена.
Один из бойких учеников спросил:
— А ваша мать, господин учитель?
— Она тоже моя жена, — ответил Каджан.
Ученики шумно задвигались. Девочки смущенно опустили головы. Тот же ученик, указывая на одну из них, спросил:
— А она, господин учитель?
— И она моя жена.
Дружный хохот покрыл слова Каджана. Ученицы еще ниже склонили головы. Краска смущения заливала их щеки.
Этот обмен мнениями, вызвавший в школе немало толков, кончился для Каджана печально. Его уволили.
Но этот случай не поколебал веры Каджана в непогрешимость своей миссии, он не отчаивался и продолжал работать с удвоенной энергией.
Как-то под вечер Каджан снова заглянул к своему приятелю.
— Вот-вот должно прийти ответное письмо из Джакарты. Я обратился в Центральное управление по делам просвещения. Уверяю: если мое предложение будет принято, не пройдет и двух лет, как проблема воспитания подрастающего поколения будет разрешена полностью.
Торопливо отведав чаю и выкурив предложенную гостеприимным хозяином сигарету, Каджан сразу же отправился домой.
Долго ждал Каджан письма из столицы.
— У нас кончились деньги, Каджан, — как-то напомнила сыну матушка Кумис.
— А мне что? — был ответ.
Папаша и мамаша Кумис переглянулись. Теперь все было ясно: их сын болен.
Как-то в дом вошли двое полицейских.
— Нам поручено сопровождать вас до Маланга [62] Маланг — город на Восточной Яве.
, — заявили они Каджану и вручил какой-то конверт.
Радостная улыбка осветила лицо Каджана.
— Наконец-то! Вот оно, долгожданное письмо!
Старательней, чем обычно, он завязал галстук, надел свой лучший костюм и быстро сел в автомобиль.
Соседи сгорали от любопытства. Папаша и матушка Кумис провожали сына, преисполненные новых надежд: теперь-то Каджан вернется знаменитостью!
Машина скрылась за поворотом. И с тех пор Каджана никто больше не видел. Ходят слухи, что он нашел приют в сумасшедшем доме в Маланге.
Сами ушла от мужа и одно время жила в доме папаши Кумиса. У нее тогда было уже двое детей.
Отец и дочь часто ссорились.
— Только и знаешь ворчать!.. Надоело! — кричала Сами. — Вот я все о тебе расскажу! Все! Разве ты не воровал? Не грабил?
Однажды папаша и матушка Кумис отправились в деревню навестить больного родственника. За это время Сами продала дом отца и ушла из города. Куда?.. Может быть, к новому мужу?.. Кто знает… Только в Блоре ее больше не видели. И детей она своих бросила.
Много слез пролили старики Кумис, когда вернулись в Блору. Даже крыши над головой теперь у них не было. Живут они сейчас из милости у сестры матушки Кумис.
Папаша и матушка Кумис редко вспоминают о сыне. А в городе еще рассказывают про Каджана всякие истории. Но нет человека, который захотел бы справиться о его здоровье.
Перевод с индонезийского Р. Семауна
По городу мерными, усталыми, короткими шагами шел человек в солдатских ботинках.
Несколько лет назад эти ботинки были новенькими и сияли горделивым блеском. Воинственно проходили они по полям сражений, попирая тела убитых солдат разных наций. Но те времена безвозвратно миновали. Ботинки давно уже утратили свой первоначальный лоск: каблуки у них стоптались, верх порыжел и порвался, мыски скривились набок.
Над ботинками высились тонкие исхудалые ноги. Несколько лет назад эти ноги были неутомимыми и крепкими, но война отобрала у них прежнюю силу.
Сочетание здоровенных ботинок с тонкими, как спички, ногами вызывало всеобщие насмешки. Прохожие дразнили человека, называя его киджангом [63] Киджанг — вид карликовой лани.
или Буратино, но он продолжал свой путь, не обращая ни на кого внимания.
Читать дальше