Ирэн Роздобудько - Амулет Паскаля. Последний бриллиант миледи (сборник)

– Эх, харошие вы ребята! – сказал поэт. – Ну что – мир?

Атонесов чокнулся с ним бутылкой пива.

– А тот ваш «классик» и правда сволочь! – продолжал поэт. – Убил бы на месте!

– Так убей! – пьяно отозвался Атонесов. – А я тебе помогу!

– Сам сдохнет скора, падла! На этом свете долга не живут две категории людей: гении и шестерки. Так что ему адин канец, кем бы он себя не мнил! Наливай!

Семен Атонесов с удовольствием слушал тираду московского коллеги. Наливать коньяк было некуда – все стаканы были полны окурков, и он протянул гостю бутылку.

Они еще с час выкрикивали отрывочные фразы о различных способах убийства «этой сволочи», пока не забыли, о какой «сволочи», собственно, идет речь. Потом ели белый хлеб, густо намазанный майонезом, – другой закуски уже не было, выпили еще бутылки две водки. Потом, переложив обеих женщин, которые давно уже уснули, на одну койку, уселись рядом, положив ноги на спящего Портянко, и еще долго выясняли, кому все же принадлежит Черноморский флот. Портянко обиженно сопел во сне.

– А чего ты так не любишь моего друга? – вернулся к теме Атонесов.

– Какова?

– Ну того, как его… – Атонесов покрутил пальцем у себя перед носом, и этот жест сразу же вызвал у московского гостя правильную ассоциацию, которая могла возникнуть только в родственных алкогольных мозгах.

– А-а-а! Чево же это – не люблю? Я ево абажаю! Хочешь, пряма сичас пайду и пацелую? Харошие вы все ребята!

– Пошли! – как всегда после хорошей выпивки, потянуло на подвиги Атонесова. – Я знаю, в какой он каюте! Только тс-с-с-с! – приложил он палец к губам. – Он не один. Знаешь, какая у него баба?!! О! Черная такая! Вся черная!

Они тихонько вышли из каюты и, поддерживая друг друга под руки, пробрались к палубе, на которую выходил иллюминатор каюты Дартова.

Они начали стучать в стекло.

– Жа-а-ан! – кричал Атонесов. – Выходи! Выпьем вместе с нашим гостем – он такой хороший парень! Я ему все рассказал, слышишь? «Чуеш, братэ мий?..» – заорал он песню.

– Спит, падла! – рассердился московский гость. – Не уважает!

На него вдруг навалилась тоска – первый симптом агрессии.

– А пашли вы все! – вдруг вырвал он свою руку из руки Атонесова и, пошатываясь, исчез в темноте.

Атонесов остался стоять на палубе. Свежий ночной ветер постепенно отрезвил его. Он переклонился через перила и наблюдал за мощным потоком воды, на большой скорости обтекающей борт парохода.

Он не услышал за своей спиной чьих-то легких шагов…

…Влада вернулась в свою каюту поздно. Она была уставшая и в то же время возбужденная событиями, происходившими вокруг нее. Ей хотелось сосредоточиться, но в голове вращался безумный калейдоскоп впечатлений.

«Что в таком случае говорила себе Скарлетт О’Хара? Подумаю об этом утром!» – решила Влада, сбрасывая платье прямо на пол. Она зашла в душ, а уже через пять минут крепко спала под ровный гул двигателя. Этой ночью ей совсем ничего не снилось.

…Дартов просидел в кают-компании чуть не до утра. Сначала его обступили журналисты, и он с большим удовольствием дал несколько пространных интервью, потом его пригласил к богато накрытому столу капитан парохода, а когда ужин закончился, пришло время для покера. Из комнаты он выходил только раз – за своими сигарами, пренебрегши сигаретами, которые ему предложил капитан. С недавних пор он курил только гаванские сигары.

…Проводив Владу-Милену к ее каюте, Ярик Араменко еще долго бродил по палубам. Ему совсем не хотелось спать. Впервые за несколько лет перед ним предстала хоть какая-то перспектива, жизнь приобрела смысл и на горизонте замаячила цель. В неполных сорок он наконец встретил женщину, которая могла стать его женой. Он давно мечтал именно о такой – яркой, неприступной, сильной. Ради нее стоило бы продолжать свою бессмысленную жизнь. Ветер приключений дул ему в лицо, как в юности.

…Портянко проснулся от внезапной тишины, наступившей в каюте. Напротив сопели две незнакомки. Надо было перебираться к себе. Он нащупал в кармане ключ от каюты. «Надо меньше пить, – сказал сам себе Портянко. – В следующий раз буду только вид делать, что пью…»

Он тихо закрыл дверь каюты Атонесова и решил идти к себе не по внутреннему коридору, а по палубе.

Ночь действительно была темная, а река – бурная…

Внезапно наступившая тишина заставила проснуться. Мотор не гудел, пароход покачивался на волнах, звучание которых напоминало ленивые аплодисменты. Сквозь штору пробивался тоненький острый лучик солнца, в коридорах и на палубах было тихо, как на борту «летучего голландца». Пароход, видимо, стоял на причале. Влада выглянула в иллюминатор. Действительно, это был небольшой причал провинциального городка К.: наспех выкрашенная в сине-белый цвет кафешка, за которой начинались живописные холмы, и – ни души на берегу. Было шесть утра.