Ирэн Роздобудько - Амулет Паскаля. Последний бриллиант миледи (сборник)

Жанна полезла во внутренний карман его пиджака и достала оттуда пятьсот долларов.

Утром Жанна отпросилась с работы и повела Макса в районную поликлинику, а Влада побежала на поиски папки с рукописью. Через три часа они снова сошлись у себя на кухне. Рука Макса была загипсована. Влада доложила, что она тщательно обыскала все мусорные контейнеры, даже съездила в соседний район, а еще обследовала чуть ли не все урны на троллейбусных остановках, но ничего не нашла.

– Ну и бог с ним! – успокоил ее Макс. – Выйдет книга – можно будет потом ее перевести. А может, и не нужно – у меня полно других идей. Не волнуйтесь, девушки, все будет хорошо! Всё – забыли! Давайте лучше обедать. Ближайшую неделю нам есть на что жить. И это лишь малая толика того, что мне обещали.

Во время обеда Макс рассказал, что в офисе зарубежного издательства его приняли весьма уважительно, он подписал соглашение, ему выдали небольшой аванс и пригласили прийти через две недели, чтобы получить остальную сумму.

Потом Владе были торжественно вручены деньги на все нужды, и она радостно побежала по магазинам и рынкам, а Жанна осталась дома. Несмотря на то что рука у Макса еще болела, они вместе провели замечательный день. Сломанное запястье Макса красноречиво свидетельствовало о том, что, по крайней мере, ближайшие две недели они не будут никуда спешить. И наконец хоть немного изменится монотонный ритм их жизни с разогревом позднего ужина.

– Будем валяться и смотреть телевизор! – сказал Макс.

– Будем пить пиво! – сказала Жанна.

– «Асти-Мартини»! – поправил ее Макс.

– С ананасами! – добавила Жанна.

– А еще… – и он, отведя в сторону загипсованную руку, привлек ее к себе.

…Писатель Жан Дартов собирался на поэтический вечер, который должен был состояться в библиотеке Киево-Печерской лавры. На вечер приглашены гости литературного семинара, посвященного славянской письменности, – московские и петербургские поэты, литературные критики, и именно ему, Жану Дартову, единственному из всей местной братии, поручили открыть вечер да еще и принять участие в литературных чтениях. Вообще, «Жан Дартов» – это был не совсем удачный псевдоним главы творческого объединения «Логос», в который входили в частности писатели-«семидесятники», маскировавшиеся в свои лучшие времена под комсомольских работников или эрудитов-сантехников.

На самом деле Жана Дартова звали просто – Иван Пырьенко. Но в молодости, в бытность функционером райкома комсомола, он издал свою первую книжечку патриотических стихов и, на всякий случай, подписался этим странноватым псевдонимом. Книжечка понравилась «в верхах», стихи из нее стали использовать на торжествах и праздниках.

Трогательные малыши в белых чулочках по очереди звонко произносили стихотворные строки Жана Дартова и срывали шквал аплодисментов политически сознательной аудитории. Референты отделов культпросвещения всех уровней получили приказ разыскать талантливого поэта-патриота. Вскоре гений отыскался сам. Скромно опустив глаза, молодой комсомольский вожак признался на партсобрании, что именно он и является пламенным певцом суровой и прекрасной действительности. Правда, его немного – совсем по-отечески – пожурили за слащавый псевдоним, но имя гения уже прочно вросло в сознание масс, и Жан Дартов остался Жаном Дартовым. Только теперь он начал получать гонорары за каждый концерт, на котором звонкоголосые ангелочки произносили его бессмертные строки. Так скромный комсомольский лидер Ваня, утомленный отчетами о сборе взносов и многочасовыми выступлениями в цехах заводов и фабрик, исчез из поля зрения общественности. Зато появился молодой литератор Жан Дартов и начал свой нелегкий путь в искусстве.

Тогда он и не представлял себе, каким он окажется сложным! Если бы юный Ваня полностью осознавал, что времена имеют свойство меняться, он, возможно, никогда бы не решился вступить на этот путь.

Безумный ужас охватил уже довольно известного, но еще молодого стихотворца, когда он впервые прочитал Пастернака, Мандельштама, а позже – Маланюка и Плужника. Только тогда он догадался, на какую скользкую дорожку толкнуло его причудливое желание прославиться. Нет, это была даже не дорожка, это был канат над пропастью, из которой на него всегда смотрели чьи-то насмешливые глаза. И эти глаза он ненавидел, тщательно обдумывая каждый свой следующий шаг.

Со временем поддерживать имидж становилось все сложнее. Патриотические темы исчерпались. Даже новая, хорошо изданная книга очерков «Мы – дети УПА» пылилась на полках книжных магазинов. Молодежь гребла Кастанеду и Павича, из «своих» – Андруховича и Шкляра, бывшие идеологи-патриоты сменили лексику и раскололись на множество враждующих лагерей, друзья-сверстники тоже разбились на два лагеря: первые – не выпуская из рук «мобилок», руководили мифическим процессом интегрирования родной страны в цивилизованный мир, вторые – слонялись по дешевым забегаловкам и цинично называли своего бывшего приятеля «дешевой подлюгой». Жан остался на распутье.