Петер Штамм - Агнес

Когда мы подошли поближе, изображение распалось на множество цветных точек. Контуры расплывались, плоскости переходили одна в другую. Цвета на холсте складывались из отдельных красок, как на гобелене. Не было ни чистого белого, ни чистого черного. И лишь на расстоянии они сливались в единое целое.

— Это ты, — сказал я и показал на изображенную в центре на лужайке женщину с венком в руках. Она склонила голову и рассматривала цветы, сплетенные в венок. Рядом с ней лежали шляпа и зонтик от солнца, который был ей не нужен, потому что сидела она в тени.

— Нет, — возразила Агнес, — я девушка в белом платье. А ты — обезьяна.

— Я — вон тот мужчина с трубой, — сказа я, — но никто меня не слушает.

— Зато все тебя слышат. Уши ведь не закроешь.

Мы пошли в кафе, в котором подавали, по мнению Агнес, лучший сырный пирог в Чикаго. Но Агнес осталась недовольна пирогом и заявила, что испечет для меня получше, с изюмом.

— Счастье рисуют точками, несчастье — линиями, — сказала она. — Тебе надо, если ты хочешь изобразить наше счастье, наставить множество маленьких точек, как Сёра. И только на расстоянии можно будет понять, что это было счастье.

Второй понедельник октября — День Колумба, и мы воспользовались продленными выходными, чтобы выехать за город. Я было предложил съездить в Нью-Йорк, но Агнес ответила, что она хочет совершить пешее путешествие, на этот раз настоящее. Я согласился, а поскольку прогноз погоды был хороший, мы решились взять мою маленькую палатку и переночевать на природе. По карте мы нашли национальный парк, расположенный недалеко от Чикаго. Мы взяли напрокат автомобиль и выехали в пятницу к вечеру в южном направлении.

Агнес попросила у своего профессора видеокамеру и начала беспорядочно снимать уже в дороге, из окна. У Индианаполиса движение стало более плотным. Теперь за рулем была Агнес, и я решил снимать ее.

— Оставь, — сказала она, — а то еще сломаешь. Мой профессор меня убьет. Это его любимая игрушка.

— Да уж не сломаю, — возразил я, — а то ты так и останешься за кадром.

— Твое дело писать, мое — снимать, — сказала Агнес.

По мнению смотрителя у входа в национальный парк, для бабьего лета мы приехали слишком рано. Он посоветовал нам отправиться туда, где уже пятьдесят лет не ступала нога человека. В свое время там жили крестьяне, но во время кризиса тридцатых годов они бросили эти земли, и государство скупило их, объявив заповедными местами.

— Как это? — поинтересовалась Агнес.

— Мы не вмешиваемся в происходящее, — пояснил смотритель, — за короткое время природа берет свое. Цивилизация — только тонкая оболочка, которая тут же рвется, если за ней не ухаживать.

Агнес сняла на видео домик у входа в парк и смотрителя, показывавшего мне дорогу по карте. Он отмахивался и смеялся, пока его снимали, и Агнес тоже смеялась. Потом он сказал, чтобы мы были осторожными, и дал нам брошюру о ядовитых растениях и диких животных. Многие люди недооценивают опасности, пояснил он, а с природой шутки плохи.

— Почему ты снимала смотрителя, а меня нет? — спросил я, когда мы ехали по узкой дороге парка.

— Он свидетель, — ответила Агнес.

Через несколько миль мы нашли стоянку и оставили на ней машину. Был уже почти полдень, когда мы наконец отправились в путь. Несколько часов шагали по лесистой местности. Иногда нам казалось, что мы нашли тропинку, но она внезапно обрывалась, и мы двигались по компасу прямо через заросли.

— Надо обламывать ветви, чтобы можно было найти обратную дорогу, — сказала Агнес.

— Мы не пойдем назад, — ответил я, — не этим путем.

Время от времени мы проходили мимо развалившихся ферм, мимо мест, где деревья выглядели моложе и росли не так часто. Когда начало смеркаться, мы поднялись на холм и увидели внизу озеро, у которого собирались разбить палатку. Но прошел еще почти час, прежде чем мы наконец добрались до берега.

Солнце зашло, и стало холодно. У самой воды почва была песчаной, там мы и поставили палатку. Потом собирали валежник, которого в лесу было полно. За несколько минут собрали целую кучу.

— Я разведу костер, — сказала Агнес, — меня научил этому отец.

Она поставила насколько сучьев пирамидой, положила вниз немного хвороста и скомандовала:

— Спичку!

Ей действительно удалось разжечь костер одной спичкой. Я сварил суп на своей маленькой керосинке. Мы устроились на одном из матрасов, поели и смотрели на озеро. Оно было темным и спокойным. Лишь изредка слышалось, как прыгает рыба, а однажды совсем далеко пролетел самолет.