Элис Манро - Албанская девственница

Я встала в темноте, оделась, собрала чемодан, написала записку, дошла до телефона-автомата на углу и вызвала такси. Я уехала в Торонто поездом, который отправлялся в шесть утра, а там пересела на поезд до Ванкувера. Ехать по железной дороге дешевле, если пассажир готов провести три ночи в сидячем положении, как я.

И вот я сидела печальным расхлябанным утром в вагоне поезда, который как раз спускался по крутым склонам каньона Фрейзера в промозглую долину реки Фрейзер, где дым висел над волглыми домишками, бурыми лозами, колючими кустами и жмущимися друг к другу овцами. Переворот в моей жизни пришелся на декабрь. Рождество для меня отменили. Вместо зимы с сугробами, сосульками и бодрящими метелями мне выдали расплывчатый сезон дождя и слякоти. Я страдала от запора. Я знала, что у меня дурно пахнет изо рта. У меня затекли руки и ноги, и я окончательно пала духом. И не подумала ли я тогда: «Разве не глупо менять одного мужчину на другого, если по большому счету самое важное в жизни — возможность выпить нормального кофе и чтобы было где вытянуть ноги?» Не подумала ли я тогда, что даже окажись Нельсон сейчас рядом со мной, он превратился бы в серолицего незнакомца, чье уныние и беспокойство лишь усугубляют мое уныние и мое беспокойство?

Нет. Нет. Нельсон для меня всегда останется Нельсоном. Его кожа, его запах, его глаза, словно толкающие взглядом, для меня не изменились. Почему-то при мыслях о Нельсоне мне в первую очередь приходила в голову его внешность, а при мыслях о Дональде — его внутренние трепетания, его сочувствие, его выработанная доброта и тщательно скрываемая неуверенность, о которой я выведывала хитростью и пилежкой. Если бы я могла собрать воедино свою любовь к этим двоим и устремить его на одного человека, я была бы счастливой женщиной. Если бы я могла любить всех людей в мире так же досконально, как любила Нельсона, и так же спокойно, платонически, как я теперь любила Дональда, я была бы святой. Но вместо этого я нанесла двойной удар — как предательница и блудница.

Вот мои постоянные покупатели, ставшие чем-то вроде друзей: женщина средних лет, сертифицированный бухгалтер, предпочитавшая, однако, книги вроде «Шесть философов-экзистенциалистов» и «Смысл смысла»; государственный служащий из аппарата провинции, который заказывал роскошные дорогие порнографические издания, о каких я раньше и не знала (изысканные сплетения в стиле восточных гравюр или этрусских ваз казались мне вычурными и неинтересными по сравнению с простыми, действенными ритуалами, которые были в ходу у нас с Нельсоном и которых мне так не хватало); нотариус, живущий в комнатах позади своей конторы в начале Джонсон-стрит («Я живу в трущобах, — сказал он мне. — Иногда по ночам мне кажется, что сейчас из-за угла высунется здоровенный мужик и заорет: „Стелла-а-а-а!“»); и наконец, женщина, которую, как я позже узнала, звали Шарлоттой — нотариус прозвал ее «герцогиня». Все эти люди не питали особой симпатии друг к другу; в самом начале я попыталась разговорить бухгалтершу с нотариусом, но ничего не вышло.

— Терпеть не могу особ женского пола с морщинистыми накрашенными лицами, — сказал нотариус в свой следующий визит. — Надеюсь, сегодня она у вас не притаилась где-нибудь за углом.

Бухгалтер в самом деле чересчур ярко раскрашивала свое худое, интеллигентное, пятидесятилетнее лицо. Брови у нее выходили как два мазка китайской туши. Но уж кто бы говорил такое, только не нотариус, у которого были желтые от никотина пеньки зубов и осповатые щеки.

Бухгалтер же сказала, словно догадавшись о критических замечаниях в свой адрес и мужественно сбрасывая их со счетов:

— У меня создалось впечатление, что этот человек несколько поверхностен.

«На этом я, пожалуй, закончу попытки сводничать, — написала я Дональду. — И вообще, кто я такая, чтобы решать судьбы людей?» Я писала Дональду все время — про магазин, про город и даже про свои собственные трудно выразимые чувства, как могла. Дональд жил с Хелен, секретаршей. Я также писала Нельсону, который, возможно, жил один (а возможно, и нет) или воссоединился с Сильвией (а возможно, и нет). Я, впрочем, не думала, что он с ней воссоединился. Я полагала, что она считает определенное поведение непростительным и разрыв — окончательным. Нельсон переехал. Я нашла его новый адрес в лондонском телефонном справочнике в городской библиотеке. Дональд, хоть и не сразу, начал отвечать мне. Он писал безличные, умеренно интересные письма о наших общих знакомых, о том, что происходит у него в клинике. Нельсон не писал вовсе. Я начала посылать заказные письма. Теперь я по крайней мере знала, что он их получает.