Владимир Голяховский - Это Америка

Пылали деревья, валясь от пожара,
И воздух взрывался от дыма и жара.
Огонь разгорался в лесу полосой,
Огонь надвигался сплошною стеной.
И звери бежали, и птицы летели,
И гибли в огне, кто спастись не сумели;
И вместе со всеми гнал ужас и страх
Двуногих зверей на дрожащих ногах.
Бежали они, на бегу подвывая,
И падали, факелом ярким сгорая,
А мимо другие неслись, задрожав,
Пеле спаслись, до реки добежав…
Огонь затухал и пожар прекратился,
У берега лес догоравший дымился;
Двуногие сбились у края толпой,
Боясь проходить раскаленной тропой.
Они озирались, считая потери,
Но их окружали лишь хищные звери,
И было опасно ступить даже шаг —
За ними огонь, а пред ними их враг.
Стояли, дрожали, увидев соседей —
В воде затаившихся львов и медведей;
И грозно рычал над водой, озверев,
Готовый наброситься спасшийся лев.
Как быть, где спасаться?.. Один догадался
И робко к затухшему лесу подался.
Зеленая ветвь на огне там горела,
С одной стороны она пламенем тлела,
Но быстро заметил двуногий храбрец,
Что все зеленел ее ближний конец.
Как жутко и страшно казалось герою
Той тлеющей ветки коснуться рукою!
Но он этот ужас в себе превозмог
И выхватил ветвь за ее черенок.
И глаз не сводило двуногое племя,
Забыв о врагах и о смерти на время.
Они сознавали, молчанье храня,
Что первый из них не боялся огня.
А он замахнулся на зверя и гордо
Вдруг бросил огонь прямо в львиную морду.
И лев, огрызаясь, попятился в реку.
.
Так зверь в первый раз уступил Человеку.

Кремневый нож в руке сжимая,
Медвежьей шкурою покрыт,
Бежал он, отдыха не зная,
Весь день по следу тех копыт.
А ветер выл в степи холодной,
И дождь безжалостно хлестал;
Он был усталый и голодный,
Но след бизоний не терял.
И вот, звериный чуя запах,
Увидел он издалека,
Как горный лев, привстав на лапах,
Готов был прыгнуть на быка.
От нападения кругами
Скача на склоне по кустам,
Бизон проткнул врага рогами
И вверх подбросил к небесам.
Зверь был прекрасен, он сердито
Храпел и тяжело дышал,
Он землю острым рыл копытом
И шею круто выгибал.
И, кроясь в ямах по засадам,
Он полз к нему за пядью пядь.
Бизон стоял почти что рядом,
Он мог рукой его достать.
Взрывались громом в небе тучи,
Метались тени полосой,
И любовался он могучей
Звериной дикой красотой.
Еще дикарь, еще безбожник,
Он вдохновенье ощутил —
В тот миг родился в нем художник
И нож он в зверя не вонзил.
Неясных чувств томящей бездной
Он был впервые поглощен…
И на стене скалы отвесной
Черты бизона выбил он.

Под римскими сандалями песок
Хрустел на берегу у моря;
Солдат был грозен и высок,
Все уступали путь ему, не споря;
Он — победитель, и его закон
Теперь для жителей указка;
С копьем в руках шагал победно он,
Сверкала бронзой вычищенной каска.
— «Не затопчи мой круг!» — раздался крик;
Солдат остановился с ходу
И увидал, что на песке старик
Чертил пред ним какие-то разводы.
Солдату некогда, ему был дан приказ —
Согнать народ на площадь до заката
И объявить победы Рима час,
А Сиракузы наказать расплатой.
Чтобы возиться долго не пришлось,
Об это об ничтожество споткнувшись,
Солдат копьем проткнул его насквозь
И зашагал вперед, не оглянувшись.
Старик упал. Не боль и не испуг,
Но мысль в тоске последней угасала,
Мысль, прерванная грубо, как тот круг,
Который кровь струями заливала.
.
На площади толпа, и пламенный закат
На генерала лился, как победа.
С копьем в крови стоял пред ним солдат;
— Ты всех согнал? Не вижу Архимеда…