Жауме Кабре - Я исповедуюсь

– Вы украли эту скрипку.

– Можно узнать, кто вы?

– Я из полиции.

Бернат достал удостоверение члена Барселонского симфонического оркестра и Национального оркестра Каталонии и добавил:

– Интерпол.

– Боже мой, – произнес старик. И сел, ошарашенный. Потом сказал, что сделал это не ради денег.

– Сколько вам заплатили?

– Пятьдесят тысяч франков.

– Ничего себе!

– Я сделал это не ради денег. К тому же мне заплатили бельгийскими франками.

– А почему же вы это сделали?

– Я с Маттиасом Альпаэртсом пять лет провел в одной комнате, он у меня в печенках сидел. Каждый день он рассказывал о своих треклятых дочках и больной теще. Он говорил о них каждый день, глядя в окно и не видя меня. Каждый божий день. Он просто сошел с ума. И тут пришли эти два человека.

– Кто они?

– Не знаю. Они были из Берселоны. Один худой, постарше, второй молодой. Они сказали: нам говорили, ты отлично его изображаешь.

– Я актер. Хотя и на пенсии, но актер. Играю на аккордеоне и на саксофоне. И немного на рояле.

– Ну-ка, посмотрим, так ли хорошо ты его изображаешь!

Они отвели его в ресторан, накормили и напоили белым и красным вином. Он посмотрел на них с удивлением и спросил: почему бы вам не поговорить с самим Альпаэртсом?

– Он совсем на ладан дышит. Вот-вот умрет.

– Слава богу, больше не придется слушать его рассказ про больную тещу!

– А вам не жаль беднягу?

– Маттиас говорит, что уже шестьдесят лет как хочет умереть. Что же мне жалеть, что он наконец умрет?

– Ну ладно, Боб, покажи, на что ты способен!

И Боб Мортельманс принялся говорить: вообрази, что ты обедаешь с твоей Бертой, с больной тещей и с тремя ясными солнышками – Амелией, старшей, которой в тот день исполнилось семь лет, Тру, средней, с темно-русыми волосами цвета благородного дуба, и Жульет, самой младшей, солнечно-рыжей. И вдруг ни с того ни с сего распахивается дверь и вваливаются солдаты с криками raus, raus, а Амельете спрашивает: что значит raus, папа? А я не смог ничего сделать и даже не попытался защитить их.

– Отлично. Достаточно.

– О, я могу еще много чего…

– Я сказал – отлично. Хочешь деньжат подзаработать?

Я ответил да, и меня посадили в самолет, а в Барселоне мы порепетировали пару раз, чтобы отработать разные варианты. Но так, чтобы это всегда оставалось историей зануды Маттиаса.

– А ваш друг тем временем лежал больной в кровати.

– Он не был моим другом. Он был заезженной пластинкой. Когда я вернулся в Антверпен, он уже умер. – И старик добавил, как будто освоившись с этим высоким полицейским: – Словно он скучал по мне, понимаете?

Бернат сидел молча. И Боб Мортельманс попытался подобраться к двери. Но Бернат, не вставая и не меняясь в лице, сказал только: попробуйте удрать и я вас прикончу. Понятно?

– Д-да. Понятно.

– Вы – мерзавец. Вы украли у него скрипку.

– Но Маттиас даже не знал, что она у кого-то…

– Вы – мерзавец! Вы продались за сто тысяч франков.

– Я сделал это не ради денег. К тому же мне дали пятьдесят тысяч. И бельгийских.

– А кроме того, вы обокрали несчастного Адриа Ардевола.

– Кто это такой?

– Тот господин из Барселоны, которого вы обманули.

– Я вам клянусь, что сделал это не ради денег.

Бернат посмотрел на него с любопытством. И кивнул, словно приглашая продолжить. Но старик молчал.

– Так зачем же вы это сделали?

– Это… это была такая возможность… Это… была главная роль в моей жизни. Поэтому я и согласился.

– К тому же за нее отлично заплатили.

– Разумеется. Но сыграл я филигранно. К тому же мне пришлось импровизировать, потому что тот парень вступил со мной в разговор, и я должен был не только произносить монолог, но и поддерживать беседу.

– И что же?

– Я справился. – И он с гордостью заметил: – Я сумел до конца вжиться в своего персонажа.

Сейчас я его придушу, подумал Бернат. И огляделся, чтобы посмотреть, нет ли свидетелей. Тем временем Боб Мортельманс вернулся к своей излюбленной роли, вдохновленный молчанием полицейского. И заговорил, слегка утрируя:

– Быть может, я дожил до сегодняшнего дня и рассказываю вам все это потому, что струсил в день рождения Амельете. Или потому, что в дождливую субботу в бараке украл плесневелый сухарь у старого Мойши из Вильнюса. Или потому, что отступил на шаг, когда блокфюрер решил нас проучить и стал бить прикладом всех подряд, и удар, который предназначался мне, убил паренька, чье имя…