Раймон Кено - Голубые цветочки

— Ой-ой-ой! — запричитал он, подпрыгивая на месте. — Ой-ой-ой!

— Эктор! — вскричал трактирщик, — не стыдно ли тебе, не позорно ли тебе нарушать своим воем покой моего питейно-трапезного заведения?! Да я тебя сейчас палкой отколочу, ей-богу!.. Это мой слуга, конюх, — разъяснил он герцогу.

— Ой-ой-ой, Иисусе сладчайший! — причитал без умолку слуга-конюх. — Ой-ой-ой, ну и страху же я натерпелся, во всю мою несчастную служебно-конюшенную жизнь я так не пугался, как нынче! Ой-ой-ой, как боязно!

— Да расскажи, что стряслось-то?

— Нельзя ли мне сперва стаканчик укропной настойки для укропления сил?

Эктор потянулся было к бутылке на столе герцога, но тот крепко треснул его по пальцам.

— Ай! — взвизгнул Эктор.

— Да ты будешь говорить или нет?

Хозяин прямо из себя выходил от волнения.

— Поддадут мне здесь, наконец, боршч или нет? — со зловещей ухмылкой вопросил герцог. — Пускай эти дюжие и мускулистые молодцы ставят котел на стол и…

— Его конь разговаривает! — взвыл вдруг Эктор, — конь вот этого самого мессира, — уточнил он, крайне непочтительно тыча пальцем в герцога, — он разговаривает, как вы и я! Ой-ой-ой!

— Вот болван! — отозвался герцог.

— Ну, гляди у меня! — угрожающе сказал трактирщик, — если ты соврал…

— Да я побожусь, что это правда! Побожусь, что не вру! Мессиров конь разговаривает!.. он болтает!.. он хвастается!..

— Тогда это дьявольские козни! — вскричал трактирщик.

При этих словах дюжие и мускулистые молодцы выронили большой котел, и его содержимое хлынуло на пол. Все присутствующие бухнулись на колени прямо в боршч, обжигая ноги и крестясь так часто, что в глазах зарябило; «Патеры» и «ностеры» [17] «Pater noster» — лат. католическая молитва, начинающаяся словами «Отец наш небесный…». так и загудели со всех сторон.

— За неимением боршча, — сказал герцог спокойно, — мы могли бы отведать рубцов «Украшение воина».

Но повар, зараженный всеобщей паникой, только что уронил блюдо с рубцами в очаг.

— Опять фиаско! — взревел герцог.

Тем временем по близлежащим улицам уже разнесся слух, что в таверне «Три звезды» объявился говорящий конь, и простолюдины столичного города Парижа вовсю замололи языками, обсуждая эту замечательную новость. Вот что, в частности, говорилось:

— Конь словцо уронит, черт тебя догонит.

— Пропоёт петух до срока, рожь сгниёт в мгновенье ока.

— Заболтает устрица, хворь тотчас напустится.

— Рыба речи поведет, боров кровью изойдет.

— Коли бык козлом заблеет, вас нечистый одолеет.

И прочие ширпотребные поговорки, изошедшие из таинственного, столь же сомнительного, сколь и плутотворного источника весьма средне вековой мудрости островитян столичного города Парижа.

— Мессир, — шепнул герцогу Пострадаль, — похоже, дела наши сильно поплошали, как вы это и предвидели. Не вернуться ли нам поскорее домой?

— Не дождавшись обеда?

Снаружи послышались крики:

— На костер его, негроманта! На костер чародеятеля!

— Ты прав, — согласился герцог. — Боюсь, что рейтинг наш в этом квартале сильно упал.

Он встал из-за стола и в сопровождении Пострадаля направился в конюшню; народ, толкаясь и визжа, тут же пустился наутек.

— Ах, мой милый Демо! — сказал герцог, — ну какого дьявола тебе вздумалось демо-нстри-ровать свой дар речи какому-то конюху? Теперь вот вся эта горластая сволочь докучает нам и грозится поджарить на костре.

— Что поделаешь, мессир! — отвечал Сфен. — Мерзавец конюх решил поживиться и не дал мне ни зернышка овса. Вы полагаете, я должен был спустить ему эту наглость?

— Нет, нет, мой добрый Демо, ты прав. Пускай этот негодяй подохнет со страху, он это заслужил. В путь!

На улице их поджидала довольно большая толпа.

— Эй! Эй! — вскричали многие благочестивые прихожане, — это тот самый проклятый вельможа, что открестился от крестового похода. Этот альбигой [18] Альбигойцы — участники еретического движения в южной Франции XII–XIII веков, осуждены Вселенским Собором 1215 г. и разгромлены в Альбигойских войнах. Гоями евреи называют иноверцев. , как пить дать, молится Магомету, а коняга его уж верно сам Сатана!

На герцога и Пострадаля градом посыпались булыжники, за ними последовали горящие головешки и говёшки, табуреты и табуретки, черепа и черепицы. Герцог был еретиком, аристократом и провинциалом, — иначе говоря, обладал всеми теми качествами, которые приводят в ярость добрых людей, но — что вы хотите! — Бастилию берут не каждый день, особливо в тринадцатом веке.