Раймон Кено - Голубые цветочки

Он смолк, и тут все услышали ровное похрапывание герцога д’Ож, который мирно заснул в самом начале повествования.

Сидролен почесал затылок. Он увидел, что Пешедраль не спит, а всего лишь дремлет, и спросил его, правда ли, будто у их пленника не оказалось при себе никаких приспособлений для живописных, письменных, а равно и гравировальных работ.

Пешедраль, с трудом продрав глаза, ответил:

— Этот человек сказал правду.

— Стало быть, обвиняемый невиновен, — заключил Сидролен.

— Ну это еще как посмотреть!

— Мадемуазель не согласна? — вызывающе спросил Лабаль.

— Нет, — ответила Лали. — Все, что вы здесь наплели, доказывает, как дважды два, что вы заступник хреновый, правосудец фиговый, Монте-Кристо ерундовый, Зорро дерьмовый, Робин Гуд трухлявый, завистник гунявый, пачкун слюнявый, маньяк мозглявый, — одним словом, патентованный экзальтированный антисидроленист!

— Мадемуазель, — спокойно возразил Лабаль, — позвольте мне сообщить вам, что вы рассуждаете, как полная бестолочь, не видите дальше собственного носа и совершенно не умеете пользоваться своим серым веществом. Пораскиньте мозгами хоть на минутку, — я намеренно не говорю «подумайте», это слово вас скорее всего напугает, — я прошу всего лишь пораскинуть мозгами. Я даже не требую, чтобы вы раскинули карты, что для вас куда привычнее, — ведь мне известно, что юные девицы чаще увлекаются…

— И ты его спокойно слушаешь! — говорит Лали Сидролену. — На твоем месте я бы ему морду в кровь разбила. Если бы герцог не спал, он бы уж давно заткнул пасть этому гаду.

— Но он спит! — заявил Лабаль. — А я продолжаю: пораскиньте мозгами, мадемуазель! Ну, стал бы я рассказывать вам всю свою жизнь — достойную, впрочем, лишь восхищения! — будь я виновником этого маниакального преследования? Ведь это же абсурд! Поверьте, мадемуазель, я — стопроцентный сидроленист.

Лали не отвечает.

— Месье Лабаль, — говорит Сидролен, — прошу вас извинить моих гостей, они были движимы самыми благородными побуждениями.

— Я буду великолепен и великодушен, как Эрнани! — заявляет Лабаль. — Я стану выше этого.

— Интересно будет поглядеть, — говорит Лали.

— Привет! — восклицает графиня, входя в кубрик.

— Бе-е-е! — вторит ей Фелица.

— Вы позволите мне удалиться? — спрашивает Лабаль.

И он исчезает.

— А завтрак еще не готов? — осведомляется пешедралева мамаша.

Вопрос, однако, задан столь любезным тоном, что Лали даже не на что обидеться. Графиня продолжает:

— Кто был этот господин? Тот, кого хотели поймать?

— Вышла ошибка, — говорит Сидролен.

Графиня воздерживается от комментариев, чтобы не смущать сон своего сына, в свою очередь заснувшего; впрочем, учуяв запах жареных свиных сосисок, все быстренько открыли глаза.

— Ах, какое приятное пробуждение! — возгласил герцог. — Какое аппетитное явление! Поистине, щедрая награда для таких рыцарей, как мы! А куда же подевался наш мошенник? Я так понимаю, месье Сидролен, что вы, невзирая на свои мирные помыслы, все же швырнули его в реку, предварительно утяжелив несколькими слитками свинца?

— Нет, — отвечает Сидролен. — Я его отпустил.

— Ну, будет мне наука, как совершать благородные поступки! — вскричал возмущенный герцог.

— Поступок оказался скверным, — спокойно ответил Сидролен. — Этот человек не имел никакого отношения к ругательным надписям.

— Провели Сидролена, как последнего простофилю, — заметила Лали.

— Нисколько не сомневаюсь, — подтвердил герцог, — впрочем, теперь наплевать. Предоставляю вам малярничать, сколько влезет, месье! Предоставляю вам малярничать, сколько влезет!

Тем не менее за весь день Сидролену так и не представился случай помалярничать; к тому же, как и накануне, он весь день не видел своих гостей. Вернулись они лишь после ужина. Сидролен играл в карты с Лали. Лали, играя в карты, курила.

Герцог и Пешедраль сели рядом и налили себе укропной настойки. Графиня и Фелица прямиком отправились по каютам.

— Все в порядке? — вежливо спросил Сидролен.

— А у вас? — оживленно спросил герцог. — Как там наша мазня?

— Сегодня чисто.

— Понятно. Ну а мы нынче ударились в архитектуру: решили доставить удовольствие его (жест) маме и прошвырнулись по всем что ни на есть церквухам подряд; сдохнуть можно, сколько их понастроили здесь, в столице!

— А вы случайно не антиклерикал, господин герцог? — спросил Сидролен.

— Архиантиклерикал! Только, ради Бога, не величайте меня господином герцогом! Теперь, когда мы познакомились покороче, можете звать меня запросто: Жоакен.