— Это значит по рюмке на брата, — сказал Браун. — Слишком скудно для того, чтобы пить здоровье старого друга в такой отвратительный зимний вечер. Прошу вашего разрешения, ректор, заказать еще одну бутылку.
— У вас необычайно широкий размах, проректор! Просто удивительный размах!
Я окончательно убедился, что Браун хочет задержать в клубе нечленов совета и таким образом избежать открытого спора. Это ему не удалось. Оба они выпили портвейн, но совсем рано — не было еще и половины девятого, — поднялись и покинули нас. Мы остались одни с недопитой бутылкой. Я взглянул на Мартина, который едва заметно кивнул. Я уже совсем было хотел начать разговор, когда Кроуфорд сам обратился к нам:
— Полагаю, вы все уже имели возможность прочитать обращение Гетлифа. Насколько я помню, Эллиот, — сказал он, невозмутимо глядя, на меня, — вы знакомы с этим злополучным делом?
— Думаю, мы можем с уверенностью предположить, — ответил Артур Браун, — что Люис прекрасно знаком с ним. Полагаю, что он имел возможность ознакомиться с произведением Фрэнсиса Гетлифа, во всяком случае, не позднее, чем все мы.
Он говорил неторопливо, как всегда, но явно был недоволен тем, что разговор на эту тему начал ректор. Сам он предоставил бы сделать это кому-нибудь другому.
— Я достаточно хорошо знаком с положением дела, — ответил я Кроуфорду, — и мне следует сразу же сказать вам, что в этом отношении у меня parti pris [15] предвзятое мнение (франц.).
.
— Что именно вы под этим подразумеваете, Эллиот?
— А то, что, будь я сейчас членом совета, я бы безоговорочно высказался за пересмотр дела.
— Меня удивляют ваши слова, — сказал Кроуфорд. — Прошу прощенья, но мне кажется, что это очень необдуманное заключение.
— Меня же удивляет, что вы вообще считаете возможным делать какие бы то ни было заключения, — сурово сказал Браун. — Неужели вы думаете, что люди, занимавшиеся этим вопросом, могли оказаться настолько безответственными? Разрешите мне напомнить вам, что мы несколько месяцев разбирали это дело, прежде чем пришли к решению, — разбирали с чрезвычайной тщательностью: лично я вряд ли делал когда-нибудь что-либо более тщательно.
— Людям, облеченным доверием, не так-то легко бывает принимать подобные решения, — вставил Кроуфорд.
— Вы что, серьезно считаете, — сказал Браун, — что мы могли поступить так безответственно, как это можно понять из ваших слов? Неплохо было бы и вам, Мартин, подумать над этим.
Мартин встретился со мной взглядом. Схватка обещала быть жаркой. Том Орбэлл, молчавший весь вечер, сейчас совсем стушевался и обратился в слух. Я понял, что лучше всего самому перейти в наступление.
— Все, что вы говорите, совершенно справедливо, — возразил я. — Конечно, никто не может обвинить вас в безответственности. Менее безответственных людей я не знаю и не знал. Но неужели вы, со своей стороны, считаете, что можно ожидать необдуманного заключения от Фрэнсиса Гетлифа? Неужели вы думаете, что он написал бы такое обращение, если бы не имел веских причин для этого?
— До некоторой степени вы тут правы, — начал Кроуфорд. — Гетлиф — выдающийся ученый…
— Прошу прощенья, но я не нахожу, что это достаточное основание для того, чтобы мы могли забыть о нашей собственной ответственности. — Браун говорил твердо и внушительно. — Я очень давно знаю Фрэнсиса. Конечно, всем нам прекрасно известно, что он выдающийся ученый. Но мне известны случаи, когда он ошибался в своих суждениях. Будь ученым вы, Люис, и выскажи вы мне подобное мнение, я склонен был бы отнестись к нему с большим вниманием, чем к мнению Фрэнсиса. Иными словами, вы двое пытаетесь заставить нас сделать шаг, который представляется мне заведомо ложным. Фрэнсис — ученый, и прекрасно разбирается в технической стороне дела, во что касается его здравого смысла, то тут я склонен подходить критически. Ваш здравый смысл, Люис, я, безусловно, ценю, но знаю, что в вопросах технических вы такой же профан, как и я.
Он примирял и льстил, он разделял и властвовал, даже когда был зол; сейчас он был очень зол, но это ничуть не отразилось на его умении подходить к людям.
— В общем, я, конечно, совершенно согласен с вами, проректор, — сказал Кроуфорд, — но, справедливости ради, не следует, мне кажется, забывать, что речь идет не просто о мнении одного человека. Я по-прежнему считаю, что мы были вправе отклонить их требования, но ведь не один Гетлиф, а несколько ученых нашего колледжа выразили мнение, что обстоятельства дела несколько неясны. Вот, например, вы, Мартин, все еще придерживаетесь этой точки зрения? Не так ли?
Читать дальше