Чарльз Сноу - Поиски

— Обязанностей у меня много, — сказал Остин, откидываясь в кресле, — но я все еще придерживаюсь своего убеждения, что если долг подсказывает человеку, что он должен взять на себя еще одну ответственность, время всегда можно найти. Как бы вам это ни было неприятно, вы каждый день можете сделать еще какую-то работу сверх обычной. Если бы я был убежден, что должен взять на себя общее руководство институтом, я не мог бы отговорить себя только из-за того, что я уже и так очень занят.

Он весело рассмеялся, очень довольный своей высокой сознательностью.

— Если бы этот вариант был принят, то, уверяю вас, там не было бы так уж много работы, — сказал я. — В институте будет свой глава, я полагаю, который будет заниматься направлением научной работы и администрированием. Он, конечно, будет нести ответственность перед вами, а вы осуществляли бы связь между институтом и внешним миром. Вы ведь так себе это представляете? Или я неправильно истолковал ваши намерения?

— Все совершенно правильно, — сказал Остин. — Это весьма разумный план.

— Каждый разумный ученый предпочтет именно этот вариант любому другому. Это, естественно, не моя идея, это просто общее мнение. Я только не знаю, все ли члены комитета разделяют эту точку зрения.

— Вы слишком большое значение придаете подобным, комитетам, — сказал Остин. — Если бы вы заседали в таком количестве комитетов, как я, вы не относились бы к ним столь уважительно.

— Для руководства этим институтом нет более подходящего человека, чем вы, — задумчиво сказал я. — Когда подумаешь о той работе, которая привела к идее его создания… Работа в вашей лаборатории много лет назад… Можно проследить, как возникли новые веяния: исследования Константина, мои, тех американцев… Вы отвечаете за этот институт, примете вы на себя руководство или нет.

— Как бы вы ни поступили, — сказал я на прощание, — это действительно ваш институт.

Следующее заседание комитета Остин открыл такими словами:

— Я не сомневаюсь, что все присутствующие внимательно продумали вопрос, который мы обсуждали в прошлый раз. Я лично подверг его глубочайшему анализу. Хотелось бы знать, придерживаются ли господа того же мнения, какое было ими высказано. Если это так, то, может быть, кто-либо из вас внесет предложение в том смысле, что мы одобряем в принципе создание института при условии, что он будет находиться под контролем какого-либо университета. Большинство из нас считает это желательным в любом случае…

Десмонд внес такое предложение, никто не стал ничего добавлять, и оно было тут же принято. Я оценил грубые и безотказные методы Остина в качестве председателя.

— А теперь мы должны обсудить, — с удовлетворением продолжал Остин, — общий объем тех работ, которые будет осуществлять институт. Пока у нас нет общего представления о его целях и возможностях, мы не сможем продвинуться дальше в решении вопроса. Наши друзья Майлз и Константин являются в настоящее время сугубыми специалистами в этой области, так что, если комитет не возражает, я попрошу их изложить нам свои соображения.

Я рассказал о некоторых своих планах настолько конкретно, насколько это было возможно, подчеркивая — те пункты, которые могли заинтересовать каждого из членов комитета.

— …эта проблема будет связана с работой профессора Десмонда, — говорил я, — мы, естественно, хотим полностью разобраться в физике катафореза. Что касается другой проблемы, то здесь физика смыкается с биохимией и самым активным образом будет использован метод профессора Притта.

Это было тонко сделано, но справедливости ради, пожалуй, надо сказать, что мои главные наметки были достаточно здравыми и были успешно использованы в дальнейшем.

Вслед за мной блистательно выступил Константин. Он вскинул голову и развернул перед нами волнующие перспективы не только для нашего института, но заодно и для серии других, которые будут заниматься проблемами физики, биохимии, генетики, математики, так что каждая проблема, решаемая в нашем институте, получала дальнейшее развитие в других институтах соответствующего профиля. Он прочел нам нечто вроде обзора развития науки на двадцать лет вперед, и, несмотря на экстравагантность его выступления, все мы, за исключением, возможно, Притта, почувствовали в нем нечто пророческое; его эрудиция, которая могла выглядеть просто комически, озарялась предвидением, которое не было дано никому из нас. Его предложения по конкретной работе института, когда он вернулся к ним, были абсолютно практическими и четкими; видно было, как жадно ухватился за них Десмонд, радуясь, что после широкой перспективы будущего науки ему выдали что-то, доступное его пониманию.