Чарльз Сноу - Поиски

Мне до сих пор не приходилось испытывать это удивительное сочетание внутреннего напряжения и уверенности, возбуждения и глубокого покоя. Даже в то время я понимал, что живу в ранее неизвестном мне ощущении счастья. Быть может, я предчувствовал, что, когда все кончится, я буду тосковать по этим дням.

Неделями я сидел один в лаборатории, делал снимки, при свете красного фонаря рассматривал пленки, с которых еще капала вода, потом выносил их на свет и изучал до тех пор, что уже с закрытыми глазами мог видеть каждое серое пятнышко, малейшую царапинку и неровность на блестящей поверхности. Потом, когда глаза у меня совсем уставали, я откладывал лупу и брался за листы с цифрами, содержащие результаты, детали структуры и предсказания, которые я был в состоянии на том этапе сделать. Часто я мог сказать: если моя структура правильна, тогда расстояние между атомом кислорода и ближайшим к нему атомом углерода в этом кристалле должно быть равно 1,2 Å, и ось излома должна проходить в нем здесь, а не там, и он окажется тверже, чем последний кристалл, который я испытывал, но менее твердым, чем предыдущий, и так далее. Уже в течение многих дней мои предположения оказывались не только правильными в общих чертах, ко настолько точными, насколько я мог рассчитывать.

У меня до сих пор хранятся эти листы с цифрами, и я сейчас отложил рукопись, чтобы еще раз просмотреть их. Прошло десять лет и даже больше с того момента, когда я сделал эти записи, и все же, когда я сейчас читаю:

и так далее, длинные колонки цифр, я испытываю в какой-то мере ту радость, которая охватывала меня тогда.

И вот все было почти закончено. Я проделал все, что мог, и, чтобы поставить на этом точку, я придумал еще один опыт, результат которого должен был отмести все сомнения. Было еще одно вещество в группе органических соединений, которого я не мог достать в Англии, оно было только в Мюнхене: если моя более общая структура правильна, атомы в решетке этого вещества могли иметь только одно вполне определенное расположение. При всякой другой структуре расположение было бы совершенно иным. Рентгенограмма кристалла этого вещества дала бы мне сразу все, что требовалось.

Я метался, не зная, что предпринять, не имея под рукой этого вещества. Я мог написать, и мне бы выслали его из Мюнхена, но на это ушла бы неделя, а неделя для меня была слишком долгим сроком.

Но казалось, иного выхода нет. Я начал писать письмо на своем неуклюжем наукообразном немецком языке, как вдруг вспомнил о Люти, вернувшемся год назад в Германию.

Я дал ему телеграмму с просьбой достать кристалл и сделать снимок на своей установке. Это займет у него всего-навсего одно утро, думал я, и мы с ним были достаточно дружны, чтобы я мог позволить себе обратиться к нему с такой просьбой. В тот же день пришел ответ: «Кристалл получен завтра телеграфирую результат почту за честь помочь Люти». Я улыбнулся, увидя слова «почту за честь», которые он, конечно, не мог опустить, и послал другую телеграмму: «Предполагаемые симметрии и расстояния…»

Теперь нужно было ждать двадцать четыре часа. Охваченный суеверным чувством, я готов был вернуть последнюю телеграмму. Если… если я не прав, никто не должен знать об этом. Но телеграмма уже ушла. И хотя я сильно нервничал, я все-таки где-то в глубине души был уверен, что прав. И все же в эту ночь я спал очень мало; я ворочался с боку на бок, пытаясь успокоить расходившиеся нервы, но ничего не мог поделать. Утром я не мог куска проглотить, пил чай чашку за чашкой и выбрасывал сигареты, едва успев закурить. Все это я сознавал, но не мог справиться с собой, точно так же как бывает с человеком, охваченным страхом.

Прошел полдень, телеграммы не было. Я убеждал себя, что еще рано беспокоиться. Я вышел на час пройтись, рассчитывая, вернувшись, найти телеграмму. Я прошел через все муки ожидания. К вечеру я уже места себе не находил от волнения. Я пытался читать, но в комнате стало темно, а я не хотел зажигать свет из боязни увидеть, как много прошло времени.

Наконец внизу раздался звонок. Я встретил мою квартирную хозяйку на лестнице, она несла телеграмму. Не знаю, заметила ли она, как дрожали у меня руки, когда я распечатывал телеграмму. В ней было написано: «Поздравления связи абсолютно точным предсказанием которое горд подтвердить извиняюсь задержку вызванную приспособлением установки Люти». Какое-то мгновение я стоял без движения, я почему-то представил, как Люти вежливо кланяется почтовому чиновнику, вручая ему телеграмму. Я рассмеялся, и помнится мне, смех этот прозвучал довольно дико.