Чарльз Сноу - Поиски

— Мне кое-что удалось для начала, — сказал я. Я уже привык за последние недели к поздравлениям. Но вдруг мне захотелось рассказать ей истинное положение дел. — Но то, что я сделал, может сделать любой человек, имея соответствующую подготовку, — продолжал я. — Для этого достаточно обладать воображением тритона. Я просто выбрал спокойную и несложную тему, чтобы завоевать себе репутацию. А вот теперь я начинаю кое-что новое, и это будет действительно интересно.

Она помолчала.

— Я часто думала о тех доводах в пользу науки, о которых говорил Шерифф, — сказала она. — Вы помните, в ту ночь, после танцев?

— Да, конечно.

— Вы и сейчас в них верите?

— В целом да, — улыбнулся я, — хотя я не стал бы излагать эти доводы таким образом. Я ведь не Чарльз Шерифф.

— Я тут недавно читала «Эрроусмит», — сказала она, — и в связи с ней подумала о вас обоих. Конечно, то, что там, понять гораздо проще, чем вашу науку. Прикладная наука, медицина, спасение человеческих жизней, уничтожение болезней — такая наука может увлечь каждого. Когда я прочитала эту книгу, мне захотелось немедленно заняться этим самой. Почему вы не посвятили себя вот такой науке, как Эрроусмит?

Я задумался на мгновение.

— Прежде всего потому, что я не так уж страстно озабочен практическим благополучием человечества. Мне оно не кажется самым важным. А если бы я был озабочен, то я вообще не занимался бы наукой — у меня нашлась бы куча гораздо более срочных дел. Если хочешь помочь человечеству сейчас, немедленно, гораздо полезнее заниматься политикой или экономикой, а не естественными науками, — что толку спасать нас от туберкулеза, если мы все обречены умереть с голоду, потому что наша система разваливается, или погибнуть на войне, потому что политические деятели опять совершили ошибку.

— Вот как, — сказала она и отпила несколько глотков чая. Мой ответ ее, видимо, не удовлетворил. — Вы хотите иметь дело с чистой наукой?

— Да.

— Это очень… абстрактно. А вы человек вполне реальный.

Почему-то мне это ужасно понравилось.

— Вы так думаете?

— Конечно.

— Послушайте, — сказал я, — мы все время говорим о моей работе, о моих взглядах и о моем характере. Давайте поговорим о вас. Чем вы занимаетесь?

— Предполагается, что я изучаю историю, — сказала она. И вдруг с неожиданной страстью добавила: — Это должно было бы интересовать меня! Но не интересует! И она мне до смерти надоела. Мне хочется заняться чем-нибудь серьезным.

— Это так важно?

Я почувствовал вспыхнувшее в ней раздражение еще до того, как она ответила. Ее глаза сверкнули.

— Конечно, важно. Неужели вы так же глупы, как все остальные? Вы что же думаете, у девушки моего возраста интересы не поднимаются выше бюста? Я же не слабоумная.

— Простите меня, — я понял, что обидел ее, и рассердился на себя. — Мне следовало бы раньше подумать.

— Мне тоже, — неожиданно рассмеялась она. — Вы ударили меня по больному месту. Понимаете, вы сказали, что это не имеет значения, а я думаю, что большинство женщин моего типа всегда немного побаиваются, что это действительно в конце концов не так уж важно. Я знаю, что и я этого боюсь. И когда я вижу, как вы абсолютно твердо убеждены, что делаете именно то, что нужно, я невольно задумываюсь, существует ли для меня такое же необходимое дело. У меня нет никакого призвания. Я сомневаюсь, обнаружится ли во мне какое-нибудь призвание. Не считая призвания выйти замуж. Я не знаю, есть ли такое дело, которым я могу целиком занять себя.

— Вы очень мрачно смотрите на жизнь, — сказал я, — конечно, такое дело есть.

— Пока что я его не нашла.

— Но вы найдете.

— Не знаю, — улыбнулась она. — Во всяком случае, мне было приятно выложить все это вам.

— Мне это еще более приятно.

— Я этого не думаю, — сказала она. — А мы проверим. Как мы сейчас — уйдем отсюда смотреть ваш матч или останемся и будем разговаривать?

— Мы останемся здесь, — сказал я.

Когда мы в конце концов ушли, косые солнечные лучи мягко освещали поле, кое-где уже лежали длинные тени и двое нападающих команды моего графства доигрывали последние пятнадцать минут матча.

Целую неделю я не видел Одри и не разговаривал с ней. Я мог позвонить ей по телефону и знал, что она будет рада встретиться со мной. Мне ужасно хотелось увидеть ее. Я мог подстроить дело так, как будто мы встретились случайно. И тем не менее я отказался от свободных дней, проводил все время в лаборатории, слишком усталый для того, чтобы работать, и часто, помимо своего желания, думал о ней.