Раз вы этого хотите.
Раз вы этого прямо-таки требуете».
* * *
Устами младенца глаголет истина:
«Ошибки нет».
Парнишка, сидящий за приемной стойкой, повторил дважды, словно выучил это наизусть:
«Ошибки нет: мужчина, занимавший тринадцатый номер, уехал. Да, он расплатился по счету. Нет, он не просил ничего передать. И ничего не оставлял. С Новым годом».
Ей больше не удается почувствовать себя целой. Лежа в большой постели, она проводит рукой по лбу, трет глаза, с силой надавливая на веки пальцами. Ее челюсти – словно две изношенные пластины. Вкус горечи во рту не проходит. Бланш ужасно страдает, ей хочется стонать, но ни один звук не выходит из ее горла, голос убегает, вытекает из нее. Это неудивительно, ведь Бланш стала похожа на дуршлаг, она вся сочится через дыры в собственной горящей коже. Исчезает на глазах. Наконец, настало время осознать, что она перестала быть собой без… Без чего? Давай! Скажи! Наберись мужества! Без этого взгляда, от которого все внутри тебя таяло? Ее живот глубоко несчастен без спины, к которой он прижимался с таким ощущением счастья, ее рука тщетно ищет губы, которые гладили ее пальцы, все ее существо горько оплакивает его. Она пытается найти выход, чтобы скорее заткнуть все дыры, залатать их, заделать, замазать, попытаться удержать то немногое, что у нее есть, избавиться от боли. Итак, что у нее есть? Что принадлежит только ей? Что делало ее ею ? Раньше. До сих пор. Поторопись.
Твоя жизнерадостность, часто беспричинная, когда ты встаешь утром с кровати.
Твое желание выудить слова в горле тех, кто отвык их произносить, вытащить их на поверхность, шаг за шагом, осторожно, цепляя друг за друга.
Твое тело, которое всегда любило танцевать с другими, ты даже не знаешь почему.
И
твой
маленький
синий
чемодан.
Бланш сознает, как ее тело ползет на четвереньках к двери, до ниши, куда она поставила чемодан несколько недель назад. Она нащупывает его в темноте, хватает и изо всех сил прижимает к груди. Металлические замки впиваются ей в грудь, она втягивает живот, сутулит плечи, желая сильнее вжать синий чемодан в свое сердце, и он коробится, хрустит; невзирая на боль, Бланш сжимает его еще крепче, кусает губы, ей необходимо ощутить его в своей плоти, она стоит на коленях, чувствуя, как кожа живота прилипает к спине, и наконец, сквозь зубы, из ее рта вырывается крик. Утрамбованный песок ее детства с грохотом прорывает вода.
Спустя мгновение четыре стены комнаты раскачиваются вокруг ее искаженного рыданием лица. Пик. Пок. Пик-пик-пик, пок-пок-пок . Ее плечи подскакивают, словно град, бьющийся об железную крышу ее сердца. И вот она уже плачет всем своим телом.
* * *
Они ее ждут, молча собравшись вокруг стола. Интересно, как давно? Дверь комнаты, где проходят занятия творческой мастерской, затворяется за спиной молодой женщины.
«У вас торжественный вид. Мне сесть в центр? Похоже, командуете здесь вы. Я никогда еще не приходила последней. У нас с вами не больше двух часов, вы правы, Габриэль. И все надо делать вовремя, совершенно верно. Как странно вы на меня смотрите… У меня такое ощущение, что вы взвешиваете каждое мое слово. Это я вас этому научила? Надо же, похоже, я перестаралась. И лишилась ваших улыбок. Неудивительно, сейчас я лишена всего».
Од ворчит при виде пакета, который Бланш только что положила на стол.
«Вы просили меня принести какую-нибудь личную вещь. Да, это она: чемодан. Он не очень большой и не очень тяжелый. Но все же. Мы… можем заглянуть в него позже? Я настаиваю. Поскольку вы еще попросили что-нибудь вам почитать, не так ли?»
Од устраивается поудобнее в своей инвалидной коляске, Станислас разглядывает название книги, которую Бланш держит в руке, и недовольно морщится.
«Нет, Станислас, я не принесла роман Бальзака, не сегодня. О, не смотрите на меня с таким упреком! Главное, что я принесла книгу, так ведь? Так вот, я выбрала стихотворение. На самом деле, выбор оказался легким. Я ведь следовала правилу: что-нибудь личное.
Хотите, чтобы я встала? Хорошо. Такое ощущение, что передо мной сидит жюри. Да, Од, речь идет об этой книге. На этой странице. Вот на этой. Итак. Я…
Я сейчас прочту вам стихотворение. Вы очень любите поэзию, Жанна, я слышу, как вы шепчете на ухо Рене: „Поэзия – это красиво“. Придвигайтесь ближе, так вам будет лучше слышно. Это начинается так.
Вот.
Итак, начинаю…»
Ее голос становится настолько тонким, что ее нетерпеливым подопечным кажется, что он вот-вот оборвется и умрет, но механизм в глубинах ее тела снова включается и через пару секунд возвращается в нормальный ритм. Бланш, встав по стойке «смирно», читает механическим голосом:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу