Яшар Кемаль - Легенда Горы. Если убить змею. Разбойник. Рассказы. Очерки

Через несколько дней поступило распоряжение об их переводе в Измир.

— Теперь-то наконец я понял, почему эфе не спешит, — твердил Кара Али. — Он знает, что нас переводят в Измир, и решил напасть на поезд. Риску поменьше, а чести побольше!

Вокзал был запружен огромной толпой. Всем хотелось посмотреть на ближайшего сподвижника Чакырджалы. Кара Али и двое его товарищей были скованы одной цепью. Идя под конвоем сквозь раздавшуюся толпу, Али искал глазами одного-единственного человека, но так и не увидел его лица. На какое-то мгновение он потупил глаза, задумался, но тут же с высокомерной улыбкой выпрямился.

— Видно, я ошибся, — тихо проговорил он. — Это неподходящее место для нападения. Эфе — человек осторожный, предпочитает действовать без лишнего шума.

Поглощенные своими мыслями, товарищи даже не слышали его. Лица у них были безжизненные, землистого цвета, глаза — оловянно-тусклые, без малейшего проблеска надежды. Руки висели как плети. Они беспомощно жались друг к другу. Глядя на них, Кара Али весь кипел от ярости.

Лязгнули буфера, поезд медленно покатился.

— Что вы повесили носы, — снова завел свое Али. — Сейчас эфе остановит поезд, освободит нас. Держитесь как подобает мужчинам!

Сопровождали их полтора десятка жандармов. Они не сводили глаз с арестантов.

Стоя у окна, Кара Али неотрывно глядел на одемишскую равнину и на дальние горы. Уже смеркалось, а он все не отходил от окна. Увидит какую-нибудь тень, сердце так и запрыгает. А оказывается, что это куст шиповника либо еще какая растительность. Каждый раз — неизменное разочарование.

Стоит поезду замедлить ход, как Али весь напрягается, ждет — сейчас послышится крик: «Ах вы, проклятые черноверцы!» А затем: «Выходи, Кара Али!» Но поезд снова набирает скорость.

Али то садится, то вскакивает, весь в тревожном ожидании, но Чакырджалы не появляется. Тем временем поезд прибывает на станцию Басмане.

— Не падайте духом из-за того, что эфе до сих пор нет, — обращается Али к товарищам. — Он не оставит нас в беде. Реки крови прольет, а нас выручит. Кто знает, что у него на уме. В руках у османцев он нас не оставит.

Оба его товарища сидят мрачные, хмурые, даже не пытаясь скрыть охватившее их отчаяние. Кара Али негодует, но старается их подбодрить:

— Неужто вы не знаете нашего эфе? Куда бы нас ни упрятали, все равно отыщет. Главное — не отчаиваться. Улыбайтесь, шутите!

Слушая Али-эфе, товарищи немного приободрялись, лица их светлели. Но ненадолго.

Прямо с вокзала их отвезли в тюрьму.

Кара Али разгуливал веселый, улыбающийся — словно он на свадьбе или на празднике. Подолгу беседовал со старыми друзьями.

Присутствовать на суде над самым знаменитым нукером Чакырджалы собралось множество измирцев.

Идет допрос:

— Ты ограбил такого-то ага в таком-то месте?

— Я.

— Ты ограбил семнадцать человек в таком-то месте?

— Я.

Кара Али свысока поглядывает на судью, на прокурора, который так и сыплет обвинениями, и знай себе посмеивается.

Всех троих приговорили к смертной казни. Когда оглашали приговор, один из товарищей Али рухнул, потеряв сознание, другой ужасно побледнел, разрыдался. А сам Али знай себе посмеивается.

— За правое дело и умереть не страшно, — сказал он членам суда.

— Ну что вы горюете? — обратился он к своим товарищам. — Чему быть, того не миновать. От судьбы и на птичьих крыльях не улетишь.

Для острастки Кара Али и его товарищей решено было повесить в Одемише. Как-то ночью их снова посадили на поезд. Только Измир остался позади, Кара Али-эфе затянул удалую зейбекскую песню. Не будь в вагоне так тесно и не сиди рядом жандармы, он, пожалуй, пустился бы в пляс, ударяя себя по коленям. Народ только дивился бы, глядя на подобную удаль.

Перрон в Одемише был густо забит людьми, которые пришли отовсюду, даже из самых отдаленных горных селений, чтобы взглянуть на прославленного нукера Чакырджалы. Слух о предстоящей казни облетел весь город.

Медленно выходя из вагона, Кара Али внимательно осматривал толпу. Скорее всего, Чакырджалы переодет софтой. Стоит, слегка покачиваясь, словно хватил лишку. Но Чакырджалы не было. Сколько возможностей уже упущено! Неужели он не мог остановить в темноте поезд? Или совершить нападение на вокзал? Что бы ему не окликнуть сейчас своего нукера: «Эй, Кара Али! Твое место не в тюрьме, а в горах».

Его большие глаза весело светились. Чуть подрагивали лихие завитки усов. Он приветливо улыбался собравшимся. Увидел жандармов, оцепивших вокзал, — и им улыбнулся. И вдруг в его сердце шевельнулось опасение: что, если эфе так и не подоспеет им на выручку? Но он тут же устыдился этой мысли. Эфе непременно явится. Не может не явиться. Он только выжидает подходящий момент. Уж он выкинет что-нибудь такое — все только глаза выпучат. Эфе просто мастак на всякие штуки.