Сюзан Мэдисон - Цвета надежды (в сокращении)

— Мы не теряем надежды. Трудно предвидеть, когда наступит перелом.

— А если перелома не наступит…

До этой минуты Руфь изо всех сил гнала от себя сомнения и страхи, но теперь всю ее, с ног до головы, охватило отчаяние. Она простонала:

— Он умирает, а я совсем ничем не могу ему помочь?

— Об этом еще рано говорить. Нет, об этом и думать-то еще рано. Поскольку ему нельзя пересадить костный мозг кого-то из родственников, будем искать донора на стороне.

— И это все равно ничего не даст.

— С чего это вы вдруг решили сдаться? — Гирин произнес это намеренно презрительным тоном. — Если вздумали заразить Уилла пессимизмом и увеличить его страдания, действуйте. Только в этом случае обращайтесь к другому специалисту…

— Что?

— Я не уверен, что смогу работать с человеком, зацикленным исключительно на собственных мыслях и чувствах.

Последовало молчание.

— Вы, конечно, правы, — наконец произнесла Руфь.

— Вот и хорошо. — Гирин печально улыбнулся. — В международной базе данных зарегистрированы три миллиона доноров. То есть вероятность найти человека с таким же типом ткани, как у Уилла, достаточно велика.

А Руфь тем временем думала о том, что у Уилла было бы гораздо больше шансов выздороветь, если бы была жива Джози. Костный мозг родной сестры почти наверняка бы подошел.

— А если не найдем донора, сколько еще он протянет?

— Не знаю. В этом случае решающий фактор — воля к жизни. Может, полгода, может, больше.

— То есть это конец?

Гирин помолчал, а потом медленно кивнул.

Спустя месяц Руфь стояла у койки сына. Уилл спал, лежа на спине; на руках его пестрели синяки. Какой же он худенький, думала она. Кожа да кости. Только лицо неестественно распухло от лекарств. Он почти покинул нас, почти ушел. Какое право я имею удерживать его? Ему на грудь падал солнечный луч. А ведь она едва заметила, что наступило лето.

Мальчик открыл глаза, с трудом улыбнулся.

— Привет, мам.

— Здравствуй, родной.

— Ответ отрицательный.

— Что ты имеешь в виду?

— Я знаю, чего ты ждешь.

— Я жду, что ты поправишься. Хочу…

— Знаю. Донора так и не нашли?

— Еще нет, дорогой.

— И не найдут.

— Нельзя же…

— А если даже и найдут, лечиться я больше не хочу.

— Ты уже это говорил.

— И буду говорить, пока ты мне не поверишь. Я уже не ребенок. Понимаю что к чему.

— Уилл, ты должен думать о будущем.

— Зачем? Будущее — не для меня.

— Не говори так.

— Но ведь это правда. Я уже налечился вдоволь. Устал. Отпусти меня. Не мучай.

— Об этом не может быть и речи, Уильям. Соберись с духом. Потерпи еще немного.

— Я устал и хочу только одного — поехать в Дом Картеров с вами обоими. С тобой и с папой. Я устал от больниц, от капельниц, от белых халатов. Это мое последнее лето.

— Не говори так! — вскричала Руфь. — Не смей.

Мальчик устало отвернулся.

— Я еду туда, Пол. Открою дом, наведу порядок.

— А агентство разве не может этим заняться?

— Там нужно не только вытереть пыль и отпереть ставни. Надо устроить спальню для Уилла, подключить мой компьютер. Пожалуй, я отведу ему комнату рядом с той, где раньше был твой кабинет.

— Ему понравится. Там окна выходят на пруд.

— Еще надо нанять медсестру на случай, если вдруг… ему понадобится медицинская помощь. Перевезти вещи, которые он захочет забрать из квартиры.

— И долго вы намерены там оставаться?

— До конца, — прямо ответила она.

— Руфь… — Голос Пола задрожал. — Ты же не думаешь… Он ведь не умрет, нет? Вы же еще вернетесь сюда?

Помолчав, она ровным голосом произнесла:

— Я попрошу Дитера Хекста помочь передвинуть мебель. Ну, и если еще что-нибудь понадобится.

— Я поеду с вами… если ты позволишь.

— Уилл будет счастлив.

— А ты?

— И я.

В машине Руфь думала только об ожидавшей ее встрече с домом. Он пустовал почти два года. Хватит ли у нее духу потревожить поселившихся там призраков?

За Суитхарбором по сторонам дороги зеленели поля, усыпанные колокольчиками и маргаритками. Свернув к Дому Картеров, Руфь опустила стекло и сразу почувствовала запах океана. Потом она увидела залитый солнцем дом, как прежде терпеливо дожидавшийся ее приезда.

Руфь посидела в машине, вслушиваясь в долетавшие через луг вздохи моря. Она вспоминала лихорадочные дни после шторма, вспоминала, как обыскивала побережье, вспоминала мокрые соленые камни, запах водорослей и мучительные метания от надежды к отчаянию. В конце концов она вылезла из машины, медленно подошла к дому, поднялась на крыльцо, вставила ключ в замок, открыла дверь и переступила порог.