Джон Чивер - Буллет-Парк

— О господи! — произнес он. — Этот… Как его?.. Его затянуло под поезд…

— Хм? — отозвался Хэммер, опуская газету.

— Шинглхаус. Его нет!

— Черт возьми, и правда, — сказал Хэммер.

— Шинглхаус! — закричал Нейлз. — Он погиб. Попал под поезд!

— Что будем делать? — спросил Хэммер.

— Я вызову полицию, — сказал Нейлз. — Надо вызвать полицию.

Нейлз побежал по платформе к телефонной будке.

— Послушайте, — сказал Нейлз, — говорит Элиот Нейлз. Только что прошел чикагский экспресс и задавил Шинглхауса.

— Ничего не понимаю, — сказал дежурный.

Нейлзу пришлось трижды повторить свое сообщение. Затем подошел 7.56, и когда он отбыл, на платформе не осталось никого, кроме Хэммера и Нейлза. Несколько минут спустя они услышали сирену и увидели огни полицейской машины. На платформу вбежали два полицейских.

— Он стоял вот на этом месте, — сказал Нейлз. — Это его башмак.

— Где же тело?

— Не знаю, — сказал Нейлз. — Мы ведь ничего не знаем.

Один из полицейских подобрал башмак и пошел с ним в машину. Хэммер вдруг заплакал.

— Ну, ну, ну, — сказал Нейлз. — Ну, успокойтесь. Все будет в порядке. Он был вашим другом?

— Нет, — проговорил Хэммер, всхлипывая. — Я совсем не знал беднягу.

— Ну, вот видите, — сказал Нейлз, обнимая Хэммера за плечи. До сих пор они были просто знакомыми, но катастрофа, происшедшая у них на глазах, сразу их сблизила. Пассажиры, ехавшие поездом 8.11, увидели, как к ним подсаживается эта странная пара, Нейлз и Хэммер. Так, не разлучаясь, потрясенные тайной жизни и смерти, они доехали до самого города. Вечерняя газета опубликовала отчет о происшедшем. Погибший оказался безработным, после него оставалась семья — жена и трое детей. Некогда он служил в рекламном бюро, а однажды даже баллотировался в муниципальный совет от республиканской партии. Нейлз хотел было навестить вдову, но так и не придумал, что ей сказать.

Следующий день выдался пасмурный, накрапывал дождь. Нейлз проспал поезд, что идет до Нью-Йорка без остановок, и ему пришлось ехать местным, который делает двадцать две остановки между Буллет-Парком и Центральным вокзалом. Грязные окна вагона и затянутое тучами небо легли словно тень ему на душу. Одинокий башмак, валявшийся на шпалах, не шел у него из головы. Он чувствовал, что с ним творится что-то неладное. Он развернул газету. За исключением спортивной страницы, события, описываемые в «Таймсе», казалось, происходили на другой планете. В далласском парке какой-то маньяк, вооруженный карабином, убил семнадцать человек, в том числе архиепископа, прогуливавшего свою собаку. Кругом продолжали свирепствовать войны. Профсоюзы музыкантов, летчиков, пожарных, цирковых актеров и матросов грозили объявить забастовку. Секретарь Белого дома опроверг слухи о кулачной драке, якобы имевшей место между президентом, министром иностранных дел и министром обороны. В Охайо видели летающие тарелки. Парикмахер в Линдене, штат Нью-Джерси, застрелил жену, четырех детей, пуделя и самого себя. Метеорологи сулили засуху, которая неминуемо скажется на урожае пшеницы. Нейлза охватило уныние; чтобы подбодрить себя, он прибегнул к наивному средству и принялся перечислять свои удачи. Подлежит ли он суду за ограбление со взломом? Нет. Напал ли на него убийца в парке? Нет. Очутился ли он во время пожара в доме, где все выходы были перекрыты? Заблудился ли среди снега в горах? Укусила ли его бешеная собака? Нет, нет и нет! Отчего же он, в таком случае, не радуется жизни?

Поезд делал остановку в Тремонт-Пойнтсе, Гринэйкрзе, Ласкаллсе, Медовейле и Клир-Хейвене. Дорога почему-то казалась Нейлзу невыносимой. Но ведь он тысячу раз ездил по ней. Отчего же это соединительное звено между домом и службой вызывало в нем теперь такое мучительное отвращение? У него вдруг появилась одышка, ладони сделались влажными, заныло под ложечкой, а темные стрелы дождя поражали его, казалось, прямо в сердце. Когда поезд поравнялся с Лонгбруком, Нейлз схватил плащ и, продравшись сквозь толпу входящих, соскочил на платформу. Поезд поехал дальше, а Нейлз очутился один на пустой пригородной платформе в половине десятого утра. Он укрылся от дождя в зале ожидания. Каждый день Нейлзу приходилось переходить из одной атмосферы в другую, переключаться с одного ритма на другой. Такая жизнь могла длиться лишь при наличии мостов между компонентами, ее составляющими. И вот один из главных его мостов — тот, что связывал белый домик, в котором он жил, с конторой, — вдруг обрушился. Конечно, Нейлзу недоставало мужества. Да, но как его обрести, откуда взять? Усилием воли его не вызовешь, это ясно. В лотерею не выиграешь, не вытребуешь по почте наложенным платежом. И оно сойдет на тебя как небесная благодать? На платформе начал собираться народ — черед пятнадцать минут прибывал следующий, тоже местный, поезд. Навязав себе некий суррогат бодрости, он сел в вагон. Ему пришлось сойти через две остановки. Так, пересаживаясь почти на каждой станции, он, наконец, совершил свое мучительное паломничество в город.