Анна Гавальда - Матильда

И вот этот вкус, вкус тебя, принцесса нашего времени, дивная, непристойная, с татуировкой на теле, которым я якобы пользовался и злоупотребил, так вот теперь мне остались только слова, чтобы им наслаждаться.

Увы, этот ничтожный инструментарий, как ты мне напомнила, не имеет достоинств. Слова ничего не знают, ничего не сочиняют и ничему не учат, но, запомнившись, они приносят плоды.

Гораздо сильнее, чем от твоей кожи, твоих волос, ногтей, твоего запаха, у меня текли — да и сегодня еще текут — слюнки от этой твоей эссенции, твоей влаги, нектара твоего живота, от твоего пектина, твоей смазки, твоего сока, от этого вестника, выдающего твой голод, твою жажду, твои головокружения, от этого служки твоих желаний.

Какова она была на вкус, твоя любимая? — интересуются все до последней буквы того единственного алфавита, который я когда-либо знал, — и в каком порядке ты бы нас расставил, если б попытался рассказать ей об этом?

Ласточкино гнездо. Теплый инжир. Перезрелый абрикос. Ягода малины, проглоченная под моросящим дождем.

Иногда попадалась межа. Иногда царапины приливов, кровопускания души и лунная кровь. Или лунное семя. Или молоко. Молозиво Афродиты.

Ужасающая смесь материнского молока и выделений течного зверя.

Трюфеля в мешочке. Губы и прочие обрезки плоти, пошированные в душистых травах в большом количестве воды. Выпотрошенный скат. Розовое мясо на кости. Бульон из моллюсков. Эмульсия, скопившаяся под панцирем. Соус из сока морских ежей. Чернильная вытяжка из кальмаров, пойманных на блесну. Верхушка конфетки берлинго с затупившимся уголком. Леденец из амброзии. Цитрон. Красный цитрон с йодированной цедрой. Ви…

Ох, Матильда,

Я сдаюсь.

Я любил тебя.

Я любил тебя сильнее, чем смогу это сказать,

Но совсем не так хорошо.

У меня тряслись руки. Сама не знаю, что это было: меня накрыло волной стыда, позора, ощущением раскрытой и оскверненной тайны, к горлу подступила тошнота.

Я не понимала, что со мной происходит. «Эй, — разнервничалась я, — успокойся, старушка, успокойся. Это ничего не значит, это ничего не значило , подумаешь, какой-то умник, посасывая колпачок ручки, предавался эротическим фантазиям.

К тому же, возможно, он и читать-то не умеет, этот твой дока в ножах и колбасных обрезках…»

Неважно, я сожгла письмо в раковине.

Меня мутило, знобило, потряхивало, я вся покрылась потом и, прикрыв ладонью рот, упорно заталкивала в слив обгоревшие клочки бумаги.

Я спешила, дергалась, словно опаздывала, ледяной пот застил мне глаза, я чувствовала потекший макияж.

Меня вырвало.

Помыв раковину хлоркой, я долго, долго ополаскивала ее водой. До тех пор, пока вся эта беда не скрылась в глубинах парижской канализации.

— С тобой все в порядке?

Голос Полин.

Не слышала, как она вошла. Ее, конечно, беспокоило не мое здоровье, а расход воды.

— Тебе нездоровится?

Я обернулась, желая ее успокоить, но поняла, что она мне не поверит.

— О господи… Что еще с тобой приключилось? Перебрала вчера с алкоголем, да?

Ну и репутация у меня…

— А вот и нет! — глупо похвасталась я, пальцами вытирая растекшуюся тушь. — Большой праздник мне сегодня еще только предстоит! Смотри, какая я нарядная… Собираюсь на свадьбу к Шарлотте…

Полин даже не улыбнулась.

— Матильда?

— Да.

— Я не понимаю тот образ жизни, что ты ведешь…

— Я тоже не понимаю! — рассмеялась я и высморкалась в раковину.

Полин пожала плечами и направилась к своему любимому чайнику.

Я чувствовала себя глупо. Полин не часто проявляла ко мне такой интерес. Мне хотелось исправить ситуацию. Да и потом мне нужно было с кем-то поделиться.

— Ты помнишь… Тот тип, что нашел мою сумку…

— Тот псих?

— Ну да.

— Он снова проявился? Продолжает к тебе приставать? О черт, чай почти кончился…

— Нет.

— Надо сказать Жюли, пусть купит чая…

— Он повар.

Полин как-то странно на меня посмотрела.

— А? Да? И что? Почему ты мне это говоришь?

— Просто так… Ладно, мне пора, не то я опять все пропущу.

— Когда вернешься?

— Не знаю.

Она проводила меня до дверей.

— Матильда?

— Йес.

Она поправила мне воротник.

— Какая же ты красавица…

Я улыбнулась ей в ответ и почтительно склонила голову.

Пусть она там себе воображает мое очаровательное смущение, пока я борюсь со слезами.