Фридрих Горенштейн - Дрезденские страсти. Повесть из истории международного антисемитского движения

Одной из главных фигур подобного анализа является Евгений Дюринг, лично на конгрессе не присутствовавший, но представленный своими сторонниками в качестве создателя и вождя расового научного социализма.

Кстати, в обширной острополемической книге Энгельса «Анти-Дюринг» даже внимательный читатель с трудом обнаружит расовые антисемитские черты в социализме Дюринга. Может быть, эта сторона вопроса кажется Энгельсу не заслуживающей серьезного внимания? Лишь кое-где и мельком он касается этой особенности Дюринга. Так, в главе «Натурфилософия», в которой Дюринг пытается расправиться с ненавистным ему Дарвином за его якобы вывод об общем прародителе всего живущего, Энгельс замечает: «Общий прародитель был изобретен господином Дюрингом лишь для того, чтоб елико возможно скомпрометировать его путем сопоставления с праиудеем Адамом». В другом месте, в разделе «Философия», в главе «Мораль и право», где речь идет о «социалитарном будущем строе» (мы еще вернемся к этому своеобразному термину расового социалиста Дюринга), Энгельс пишет: «Даже утрированное до карикатуры юдофобство, которое при всяком случае выставляет напоказ господин Дюринг, и то составляет если не специфически прусскую, то все же специфически ост-эльбскую особенность. Тот самый философ действительности (философ действительности – тоже весьма своеобразный термин расового социализма Дюринга, на котором мы остановимся поподробнее), который суверенно смотрит сверху вниз на все предрассудки и суеверия, сам до такой степени находится во власти личных причуд, что сохранившийся от средневекового ханжества народный предрассудок против евреев он называет «естественным суждением, покоящимся на «естественных основаниях», и даже доходит до следующего монументального утверждения: «социализм – это единственная сила, способная бороться с сильной еврейской подмесью»». Далее Энгельс не без основания замечает с сарказмом: «Еврейской подмесью! – какой это «естественный» язык».

Язык действительно неважный для того, чтоб изъясняться на нем с вышеупомянутым Дарвином или подобными личностями, но мы-то теперь знаем, что для «социалитарного общества» язык этот самый подходящий; и то, что г-н Дюринг, по предположению Энгельса, учился грамоте по прусскому кодексу, и то, что его философский горизонт ограничен шестью старопрусскими провинциями, – все это вовсе не составляет слабой стороны для философа действительности. Ибо, как он сам заявляет: «На месте всех ложных теорий надо поставить эмпирические свойства рационального понимания и инстинктивного побуждения. Таким путем устраняются нелепые фантазии о внутренней свободе, которые пережевывали и которыми кормились целые тысячелетия, и они заменяются чем-то положительным, пригодным для практического устройства жизни».

Может быть, с точки зрения научного социализма Энгельса это действительно «оракулоподобные банальности». Оракулоподобные банальности вообще характерны для идеологического потомства Дюринга. Но назвать социальные и экономические построения расового социализма Дюринга, его зоологический антисемитизм «личной причудой» – тут невольно ловишь себя на мысли, что, несмотря на всю остроту и язвительность полемики против Дюринга, у Энгельса существовала тайная мысль только высечь, а не уничтожить пусть нерадивого, но собрата по социализму. Более того, на первый взгляд бескомпромиссная критика Энгельса имеет свои пределы. Создается впечатление, что Энгельс понимает: расовый социализм Дюринга и классовый социализм Маркса имеют общую праматерь – классическую немецкую философию, общего врага – капитализм и общие идеалы – социалистические. Поэтому вульгарное, невежественное понимание пути к социализму должно быть высмеяно и разгромлено, но так, чтобы полемика не затронула социалистического, антикапиталистическою фундамента. Энгельс знает, что «именно бескомпромиссная борьба внутри немецкого христианского мировоззрения родила немецкий материализм», что «два выдающихся гегельянца, Штраус и Бауэр, взяв каждый одну из сторон Гегеля, направили их друг против друга как полемическое оружие», чем нанесли тяжелый удар прежде всего дорогой им обоим философии Гегеля.

Поэтому в полемике с расовым социалистом Дюрингом классовый социалист Энгельс все-таки соблюдает правила рыцарского турнира. Это борьба внутри одного политического сословия, связанного определенными правилами чести. В своем предисловии к «Анти-Дюрингу» Энгельс пишет: «Я тем более должен соблюдать по отношению к нему (Дюрингу) все правила чести, принятые в литературной борьбе, что после начала публикования моей работы Берлинский университет поступил с ним постыдно несправедливо… Университет, который идет на то, чтобы при известных всем обстоятельствах лишить г-на Дюринга свободы преподавания, не вправе удивляться, если ему при столь же известных всем обстоятельствах навязывают г-на Швенингера».