Фридрих Горенштейн - Дрезденские страсти. Повесть из истории международного антисемитского движения

Снова раздался гром аплодисментов, хотя я видел, что правые антисемиты во главе со Штеккером проявляют нервозность. После слов Иштоци о виновности еврейского капитала в войнах молчавший до этого, но много записывающий, как и я, и, очевидно, желающий, как и я, издать о конгрессе книгу американец из Канады Голдуин Смит, длинноносый блондин, заявил:

– Нам известно, что евреи агитировали против освободительных войн славян на Балканах. Еврейская пресса в Вене постоянно занимала антиславянскую, протурецкую позицию.

Тут не выдержала милая Надежда Степановна. Американец из Канады Голдуин Смит коснулся ее больного места. Вскочив, она горячо произнесла:

– Турки раненого русского офицера обвертели соломой и сожгли… Вот истинная смерть славянского мученика… А Европа, окаянная ненавистница славян, в то время поддерживала антихристиан турок…

Последних слов Надежды Степановны я, естественно, не перевел, и немцы не поняли. Но Иштоци, по-моему, смысл их понял, ибо дух русского языка гораздо ближе мадьярам, чем немцам. Поэтому, когда Иштоци едва заметно, интимно кивнул Надежде Степановне, а она улыбнулась ему в ответ, милый Павел Яковлевич беспокойно заерзал и ревниво поморщился. И действительно, в тот момент только женщина с ледяным сердцем не влюбилась бы в Виктора Иштоци, стройной богатырской фигуре которого недоставало только лат да рамы, чтоб быть принятым за портрет средневекового витязя.

– Всякая война, – продолжал он, – увеличивает еврейские капиталы, миллиарды Ротшильда и эксплуатирует даже национальное несчастье, все более и более сосредотачивает богатство европейских народов в руках еврейского племени. Чем же объясняется абсолютное бездействие правительства в еврейском вопросе и его как бы враждебное отношение к интересам собственных народов в угоду евреям? – В этом месте Иштоци, говоривший негромко, медленно, каждую минуту борясь с трудностями произношения мало ему знакомого языка, но нисколько этим не смущаясь, в этом месте Иштоци повысил голос. – Правительства отдельных задолжавших государств упали до значения простых еврейских агентов, органов взимания налогов в пользу евреев… До агентов золотого еврейского интернационала…

Среди всеобщего шума и аплодисментов слов Штеккера вначале не было слышно, и потому Пинкерту пришлось приложить усилия, чтобы восстановить тишину.

– Я повторяю, – сказал Штеккер, – от себя и от имени правых политических антисемитов, что подобные заявления приведут к разрушению международного антисемитизма как культурной силы… Поэтому мы, правые антисемиты, не можем взять на себя подобной ответственности и покидаем конгресс.

Тут, желая, очевидно, выступить примирителем, пастор Толлора заявил:

– Прежде всего, как христиане мы должны дать себе отчет, в чем источник бедствий самих евреев. В манифесте господина Иштоци ошибочно названа Тора. Не Тора, а Талмуд, утвердивший еврейскую религию как единственную.

– Нет, – ответил Иштоци, – не Талмуд, а Тора, особенно Пятикнижие, утвердившее в евреях веру прежде всего в избранность их народа, а не в избранность их религии…

В этот спор антисемита-поэта Иштоци и антисемита-теолога Толлора вмешался антисемит-философ, антисемит-ученый Генрици.

– Первый и самый радикальный теоретик антисемитизма Дюринг, – заявил он, – желает очищения религии, как и жизни арийских народов, от всякого семитического влияния. Этому стремлению обязано движение своим именем. Оно направлено не против религии, а против расы. Поэтому вы, господин, Штеккер, и вы, господин Толлора, не имеете права называть себя антисемитами. Организуйте свое движение, не антисемитское, а антиеврейское, антииудейское, это будет правильно, это будет отвечать вашей сути.

– Нет, это вы, господа Иштоци и Генрици, не имеете права называть себя антисемитами, – бросил в ответ Штеккер, – ибо придаете естественно возникшему антисемитизму, как мирному разумному способу объединить все культурные силы христианских народов против евреев, варварские черты…

Сказав это, Штеккер во главе кучки его сторонников покинул конгресс…»

Судьба Штеккера – яркий пример бесплодия всякой умеренности в радикальном по своей сути движении. В данном случае бесплодия «антисемитизма с человеческим лицом». Рано или поздно перед такими «умеренными» ставится дилемма: или отойти от движения, или встать на радикальные позиции. Но где же вообще источник так называемой умеренности в радикализме, как возникает конфликт внутри радикального движения и откуда берутся в данном случае «антисемиты с человеческим лицом»? Либеральный антисемитизм изучен гораздо менее радикально, а между тем он играет значительную роль в антисемитизме, хотя и заранее обречен на поражение от своего более ясного собрата. Антисемитизм вообще привыкли рассматривать как явление однородное, а между тем с момента придания ему современных идейных черт внутри его постоянно велась и ведется борьба, так же как она велась и ведется внутри всякого современного идейного движения. Примером такой борьбы может служить предреволюционный русский антисемитизм. В одной из статей о предреволюционном русском периоде сказано: «Дело в том, что антисемитизм, чтоб не потерять своего влияния, должен все время подогреваться. А между тем все возможное в этом отношении уже сделано».