Андрей Шляхов - Байки «скорой помощи»

– Это несложно – конверт тонкий. Положу его в бумаги и под разговор оставлю на столе. Главное сказать что-то вроде: «Я принесла то, что вы просили»…

По легкой хрипотце и манере растягивать ударные гласные Данилов без труда распознал голос старшего фельдшера Казначеевой.

– Ну и делай, раз знаешь, а меня не впутывай.

«Рогачевская, – узнал Данилов. – Встреча старых друзей на нейтральной территории. Интересное кино!»

– Я тебя, Люда, не впутываю, я тебя прошу. Так – надежнее. Тем более что и у тебя есть свой интерес. Дело-то несложное – скажешь, что проходила мимо и услышала…

– Подслушала!

– Да. Сначала услышала, заинтересовалась и стала подслушивать. А в приоткрывшуюся дверь увидела нас с Новицкой. Это чтобы сомнений не было. Так против ее «не было такого», будет два наших «да, было такое».

– Ее же посадят!

– И хрен с ней. Тебе что – ее сына содержать и воспитывать? О себе подумай!

– И что я должна услышать?

– Как она говорит мне: «Надежда Константиновна, ваше спокойствие обойдется вам недешево…» Нет, лучше я тебе на бумажке запишу. Выучишь наизусть, чтобы наши показания совпадали слово в слово. Так надо – допрашивать будут порознь и сличать показания. И не только, кто чего сказал, но и кто где сидел или стоял. Елена, разумеется, сидела за столом, а я стояла. Прямо перед ее столом и стояла, ни на какой стул не садилась и руки у меня были пустые.

Рогачевская что-то сказала. Очень тихо, настолько, что Данилову не удалось разобрать ни слова.

– Дура, все продумано! И дверь у заведующей часто распахивается – язычок ведь еще при Тюленькове сломался, и если она чуть открыта, то в первую очередь видно того, кто стоит напротив стола. Хочешь – прорепетируем. Я сейчас к ней зайду, дверь притворю не до конца, а ты посмотришь…

– Ну тебя с твоими репетициями!

– Та что – договорились?

– Договорились…

Для приватных разговоров на подстанции не найти места лучше, чем гараж. Там почти всегда пусто, разве что изредка кто-то из водителей возится с мелким ремонтом своего автомобиля. Казначеева и Рогачевская и предположить не могли, что кто-то подслушивает их разговор.

– Я ей устрою легкую жизнь! – пообещала Казначеева. – Получение взятки – это серьезно. До пяти лет.

– Сама поостерегись, – посоветовала Рогачевская. – От Жорки есть вести?

– Звонил недавно…

– Звони-и-ил?! – Удивилась Рогачевская.

– Что ты глаза вылупила? Сейчас с этим просто – в каждой камере по мобильнику…

Данилов понял, что речь зашла об Ольшевском.

– …Только он зря нагреть меня надеется. У меня все чисто, комар носа не подточит – хоть наша комиссия по контролю за расходованием сунься, хоть наркоконтроль. Я ему, дураку старому, так и объяснила…

Пригласив к себе для беседы встреченного в коридоре доктора Жгутикова, периодически впадавшего в грех пофигизма и начинавшего спустя рукава заполнять карты вызова, Елена Сергеевна неожиданно услышала в оправдание:

– Как я устал от Москвы этой! Порой ум за разум заходит. Не город, а вампир – все соки из людей вытягивает!

– Что же привело вас в Москву, Артем Иванович? И что держит вас здесь? – поинтересовалась Елена Сергеевна. – Ну насчет денег все ясно, в столице платят лучше. Но ведь и расходы большие. Один съем квартиры чего стоит.

– У меня комната, – ответил Жгутиков. – И соседи тихие – семейная пара из Читы и студентка из Ташкента. Но дело не только в одних деньгах, Елена Сергеевна. Чем отличается провинциальный врач от врача столичного? Тем, что в провинции труднее работать. Там врач практически не имеет права на ошибку, даже на маленькую. Он на виду, и к тому же он свой, местный, ему не простят ошибки и будут колоть ею глаза и через двадцать лет.

– Интересно вы рассуждаете, Артем Иванович, – улыбнулась заведующая. – Насчет того, что все на виду, я поняла. Но какая разница – местный врач или не местный?

– Разница в восприятии, – оживился Жгутиков. – Представьте себе музыканта из сельского дома культуры и какого-нибудь известного исполнителя, маэстро. Если маэстро ошибется во время игры, то большая часть публики предпочтет этого не заметить, а те, кто заметит, решат, что исполнитель внес нечто новое в манеру исполнения. Его сочтут новатором, а то и зачинателем нового направления в искусстве. А ошибись его сельский коллега? Заклюют! Потому что он – свой, исконно посконно сермяжный. Нечего баловать, не стоит он того.

– Очень интересная точка зрения! – Елене Сергеевне никогда не доводилось слышать ничего подобного. – Надо запомнить.