Ю Мири - Золотая лихорадка

Он медленно проник в неё, введя вместе с пенисом собственный палец. Чтобы не выскользнуть назад, он начал совершать медленные движения, которые постепенно становились быстрее и активнее. Золотой медальон прыгал у него на груди, спина Кёко елозила по ковру. Он схватил её ноги и притянул, навалившись всей тяжестью тела и прижав её бёдрами. Кёко закусила свой кулак, чтобы не кричать. Нависая сверху, он обхватил её голову, прижался грудью к её груди и начал яростно двигать бёдрами. В этот миг он осознал, что у него под сердцем бьётся сердце другого человека, а под полом существует ещё одно сердце, и оно уже не бьётся. Теперь уже подростку и самому было не понять, то ли он занимается сексом, чтобы забыть о существовании мёртвого тела, то ли именно из-за трупа он занимается сексом здесь, в этой комнате. У него было такое чувство, что из-под пола лежащий вверх лицом труп наблюдает за ним. Казалось, что если бы подросток повернул шею, то увидел бы ЕГО, сидящего на краешке кровати. То, что было раньше лицом, превратилось в красный, похожий на перезрелый помидор ком плоти, и из дыры на нём, из бывшего рта, выливался какой-то бульон, жидкость наподобие морской воды, в которой развелось слишком много планктона. Буль-буль-буль… Насмехается он, что ли? Его окрасившийся в лиловый цвет пенис тоже стоит торчком…

Подросток зажмурил глаза и целиком отдался мигу семяизлияния. Шум дождя, смех, скрип кровати — половодье неслаженных звуков обрушилось на него и вымыло прочь из головы засевшую там тьму. На мгновение по позвоночнику, словно холодный луч, пробежал озноб, но он тут же сменился горячей волной наслаждения, подросток одновременно ощущал и отдачу, и приятие.

Лишь в последний миг они сплелись в отчаянном объятии.

Некоторое время подросток лежал, всей тяжестью распластавшись на Кёко и стараясь дышать с нею в такт, потом обнял её бёдра и прижался щекой к животу пониже пупка. От неё исходил сладковатый аромат. Тем же жестом, каким она ласкала бы котёнка, Кёко погладила подростка по вымокшим от дождя и пота волосам.

Подросток лёг на спину, подложив под голову сцепленные локти. В тишине слышалось, будто что-то бурлит, подросток ещё несколько дней назад обратил внимание на эти звуки. Сначала ему показалось, что это похоже на то, как скворчит жареная рыба или булькает варево в кастрюле. Иногда звуки напоминали шипение исходящего от кипятка пара. Едва ли труп мог выделять жир, который самовозгорелся бы, скорее, это выделялся гнилостный газ от разложения тканей. А может, он сам налил в тайник серной кислоты, только забыл об этом? Звуки слышались не только из подполья, казалось, что весь дом содрогается от ужаса перед сокрытым в тайнике трупом. Завздыхали плиты, из которых сложен дом, штукатурка, обои, разом подняли шум угнездившиеся под кровлей мыши, шныряющие в кухне тараканы, расплодившиеся повсюду пылевые клещи. Наверное, такие звуки издаёт наскочившее на рифы судно — этот дом идёт ко дну! Это из-за НЕГО в днище пробита дыра и дом тонет…

Подросток повернулся на бок, и они лежали обнявшись, Кёко молча гладила его по спине. Только когда он прикасался к коже Кёко, шумная возня в доме затихала и слышалось одно лишь радостное биение их сердец. Между ними образовалась узкая щёлка, и подросток чувствовал грудью касание маленьких твёрдых сосков. Он снова покрепче сжал Кёко в объятиях, так что они тесно прижимались грудь к груди, и, приблизив рот к её уху, прошептал:

— Не пахнет чем-то неприятным?

— Пахнет, — тихо ответила Кёко.

Он не видел, чтобы она принюхивалась или втягивала носом воздух, она не пошевелилась ни единым мускулом. Казалось, что она вдыхает запах всей кожей.

— Кровь, — проронил подросток и умолк.

Кёко заглянула в лицо, которое было так близко, что она почти касалась его щекой. Её охватил ужас: показалось, что вся она залита кровью, исторгнутой из его рта.

— Внизу под нами труп. — Подросток приподнялся и провёл рукой по ковру.

Взгляд Кёко, ожидавшей продолжения, блуждал среди листьев дикого винограда на узоре ковра, её лицо покрылось бледностью, точно мгновенно выросшей плесенью.

— Я убил его. — Подросток посмотрел в лицо Кёко. Глаза у него стали узкими, а уголки рта поднялись, и Кёко подумала, что он приготовился рассмеяться.

— Кого? — Кёко приподнялась и села, некоторое время она была неподвижна.

Подросток снял презерватив и, завернув в бумажную салфетку, бросил в мусорное ведро. Вытащив ещё две-три салфетки, он сложил их в несколько слоёв и обтёр пенис от спермы, после чего поставил коробку с салфетками «Клинекс» перед Кёко.