Масако Бандо - Дорога-Мандала

Сая не сводила пристального взгляда с женщины, склонившейся над документом и то и дело слюнявившей карандаш. Догадалась ли она, что я не кореянка? Стоило Сая подумать об этом, как внутри у неё всё перевернулось от страха. Но, не подав виду, она, присев на корточки, внимательно следила за тем как ведёт себя женщина. Вот сейчас она ткнёт в меня пальцем и закричит, что я не японка и не кореянка, трепетала Сая.

А в трюме уже сдавшие документы репатрианты прощались перед тем, как сойти на берег. Подружившиеся обменивались адресами. Во время долгого путешествия люди ссорились из-за еды и воды, из-за очереди в туалет, а теперь делали вид, что им грустно расставаться.

— А вы, — подняла голову женщина, — где вы жили на Суматре?

Сая ответила, что в Кота-Бару. Женщина снова бросила на Саю изучающий взгляд и, уткнувшись в документ, спросила:

— Вы где будете жить после эвакуации? В Симоносэки?

И Сая достала со дна дорожного саквояжа тоненький конверт и протянула его ей. На обороте, там, где был написан адрес отправителя, конверт был надорван. Женщина развернула лист бумаги с выцветшими до желтизны краями и прочла:

— Префектура Тояма, город Тибаси, Тамаиси, третий квартал, 13, Нонэдзава Рэнтаро. Так вы туда едете?

Сая кивнула, и её зрачки цвета обсидиана вспыхнули.

Когда Сидзука вышла из кладовой, в глаза ей ударило золотое послеполуденное солнце. Чудесно переливались солнечные лучи, облюбовавшие листочки в саду. Лёгкий ветерок поднялся в зарослях листьев, похожих на кленовые. Это покачивание листьев и веток, помахивающих бесчисленными руками, напомнило ей сцену, увиденную, когда ей было одиннадцать лет.

ЭТО была рука, размеренно двигавшаяся в зарослях первых весенних листьев. Между пальцами проступал сокрытый пурпурный цвет. И по мере того, как кулак двигался вверх-вниз, пурпурный цвет всё больше сгущался. Вскоре появилось ЭТО — выросло прямо из руки, превратившись в изогнутый корень или, скорей, камень. Это был менгир, вонзённый в землю посреди зелёных листьев.

Поверхность камня, впитавшая солнечный свет, тускло блестела. Сильная мужская рука поддерживала камень у основания. Взгляд одиннадцатилетней Сидзуки медленно заскользил от кисти к предплечью, к плечу. Но там, где должно было быть плечо, рука сливалась с густой зеленью, и человека было не разглядеть. Сидзука снова уставилась на твёрдый изогнутый корень. Рука снова задвигалась. Мощно и резко. Эта рука в зарослях стала центром вселенной. Вобрала в себя всю её мощь, и Сидзука застыла на месте, не в силах оторвать от неё глаз.

Внезапно рука остановилась. Меж сомкнутых пальцев заструилась жидкость. Стекая с кулака мужчины, жидкость полилась на густую листву. Сидзука, не отрывая глаз, следила за этим величественным водопадом. А когда снова подняла глаза, из зарослей исчезли и менгир, и мужская рука, только листва деревьев шелестела, покачиваясь.

— Эта тетрадь с реестром постоянных клиентов…

Сидзука, неотрывно смотревшая на колышущиеся листья, обернулась на голос мужа. Асафуми только что вышел из кладовой. Из бермудов с ярким цветочным узором торчали его волосатые ноги. Сидзука вдруг поймала себя на том, что пытается разглядеть увиденное когда-то в зарослях в промежности своего мужа.

— Ну, и что там в ней? — спросила Сидзука, с трудом отводя глаза от выпуклости в паху Асафуми.

— Это дедушкина тетрадь. Я слышал, что когда отец унаследовал дело, он получил и дедушкины реестры постоянных клиентов. Но одну тетрадь, эту, он оставил себе… Почему? Это странно!

— Наверное, он забыл её отдать, — холодно ответила Сидзука.

Дед Асафуми, Рэнтаро, упал в её глазах с того самого времени, как она услышала историю Саи. Мужчина, отправившийся торговать лекарствами в Юго-Восточную Азию, обзаведшийся там женой-туземкой и вернувшийся на родину. Её возмущало выражение «жена-туземка», возмущало отношение к женщине как к одному из товаров первой необходимости.

— Для странствующих торговцев лекарствами реестры были большой ценностью. Очень странно, что дед забыл отдать эту тетрадь! Надо показать её отцу.

Сидзука согласилась без особого энтузиазма и шагнула на тропинку, ведущую к дому. Показать тетрадь отцу Асафуми означало навестить родителей мужа. А Сидзука по возможности старалась избегать этих визитов. Придётся называть «отцом» человека, цепляющегося за своё положение главы семейства и бесконечно рассказывающего о своих приключениях, и «матерью» — женщину, спокойно и вкрадчиво пускавшую в ход свою власть. И оттого, что она не считает этих людей отцом и матерью, ей будет казаться, что она предаёт себя.