Эдуард Тополь - Игра в кино (сборник)

И тут увидел, что к дому подошел новенький «Москвич».

На переднем сиденье были двое мужчин лет по 35–40, один из них, с бородкой, вышел из машины, открыл заднюю дверцу, растормошил кого-то на заднем сиденье, и вдруг Митя увидел с турника, что оттуда, с заднего сиденья «Москвича», выбралась заспанная Люся. Протирая глаза, улыбаясь и щурясь от солнца, она увидела лежавшего на скамье осетра и воскликнула с нарочито преувеличенным и несколько театральным восторгом:

– Ка-ка-я осетрина!

И, вкусно потянувшись, нетвердыми шагами пошла к осетру, позвала отбежавшую кошку:

– Кс-кс-кс!

Да, она была почти так же прекрасна, как прошлой осенью на юге, – и глаза, и эти влажные, чуть приоткрытые губы, и волосы, распущенные по воротнику помятого пальто. Но она была пьяна, и ей явно хотелось «выступить».

Обеспокоенно поглядывая на окна дома, бородатый взял ее под руку, сказал властно:

– Люся, иди домой. Мы заедем завтра.

– Отстань! – с ожесточением и даже какой-то брезгливостью выдернула она свой локоть. Но затем сказала не враждебно, а будто просто сообщила: – Вы свиньи, я не хочу вас видеть. – И, забросив за плечо длинный трехцветный шерстяной шарф, опять позвала кошку: – Кс-кс-кс!

– Не выступай, иди домой, – пробовал удержать ее бородатый.

Но Люся не слушала, обратилась к осетру, все так же по-театральному округляя слова:

– Чья это такая осетриночка?!

И даже приложилась щекой к рыбе. И тут увидела застывшего на турнике Митю. Их взгляды встретились. И в ее глазах он прочитал все – от удивления до волевой попытки заставить себя протрезветь.

Меж тем «Москвич» развернулся, и бородатый собрался сесть в него, но Люся вдруг выпрямилась над осетром, приказала:

– Стойте!

Бородатый и водитель «Москвича» оглянулись.

– Смотрите, вы! – громко и презрительно сказала им Люся. – Вот кто меня любит!

И медленными шагами, с едва заметным, но все же заметным нарочитым перебором драматизма пошла к турнику, остановилась перед ним, глядя Мите в глаза, а потом рухнула перед ним на колени прямо в снег.

– Прости меня.

Из-за угла показалась старуха соседка, уже без внука.

«Москвич», заурчав мотором, поспешно ушел, и вместе с ним, конечно, укатил бородатый, а в окнах дома показались любопытные лица.

Митя сидел на турнике, нелепо перебросив ногу через перекладину и глядя на лежащую внизу Люсю.

Какой-то пацан катил мимо санки, остановился и с недоумением уставился на Люсю и Гурьянова.

Люся неловко поднялась со снега, отряхнула колени и сказала трезво и горько:

– Слезай же. И вали отсюда.

И, не поднимая глаз, медленно пошла к подъезду. Конец длинного модного трехцветного шарфа тащился за ней по снегу.

Проходя мимо осетра, Люся тронула его пальцами, будто, прощаясь, провела черту и – исчезла в подъезде.

Гурьянов глядел ей вслед, ждал еще неизвестно чего, потом неловко соскочил с турника, подошел к скамейке, надел свой полушубок, взглянул на осетра. И вдруг изо всей силы хряпнул его сапогом по осетровой морде.

Кафе «Метелица», второй этаж. Огромный притемненный зал битком набит молодежью. За четырехместными столиками сидят по восемь человек, пьют коктейли и лимонад, обсуждают последние записи Ринго Старра и Фрэнка Синатры, курят и негромко поют под гитару. Все тут знают друг друга, легко переходят от столика к столику, где-то изнывает от саксофонной истомы музыкальный автомат.

За одним из столиков – Митя Гурьянов в соседстве с дюжиной ребят и девиц.

– Да брось ты, – утешает его молоденький семнадцатилетний парень.

– Что ты знаешь? Что ты знаешь? – грустно вопросил Гурьянов. – Меня на Севере такая женщина любила! Эта по сравнению с ней… – Он презрительно и отчаянно махнул рукой.

– Ладно, старик! Что ты из-за какой-то метелки?.. Баба тебе нужна? Сделаем.

– Эй! – позвал официантку Гурьянов, а парень окликнул ее по имени:

– Зина.

Официантка подошла, Гурьянов распорядился:

– Еще шампанское, бутылку.

– Две, – сказал парень и объяснил: – На всех.

– Две, – подтвердил Гурьянов.

– Деньги сразу, – сказала официантка.

– У него есть, – успокоил ее парень.

– Деньги сразу, – бесстрастно повторила она.

– Правильно, – сказал Гурьянов. – Наш человек.

И достал из кармана пачку ассигнаций. Поглядел на них, разом трезвея, потом косым взглядом отметил, что компания, бросив свой разговор, тоже на эту пачку взглянула, ухмыльнулся и сунул деньги обратно. А официантке широким жестом протянул две десятки.