Ингвар Амбьёрнсен - Вид на рай

«Вот уже больше недели все население деревни вело наблюдение за молодой самкой носорога…»

Ригемур Йельсен сидела на диване, немного подавшись вперед, и теперь я заметил, что на столе перед ней стояла чашка — то ли для чая, то ли для кофе. Знала ли Ригемур Йельсен, что именно за этой самкой, за этой молодой носорогиней вот уже больше недели деревенские жители вели наблюдение? Думала ли она, как и я, над тем: «Какая деревня? Что за люди?» Или она уже знала заранее, поскольку смотрела передачу с самого начала, не то, что я, включивший телевизор случайно в середине программы, во время показа жующего листья жирафа? Как она отнеслась к молодой носорогине с недоверчивыми красноватыми глазами? Есть ли у нее самой дети? Вполне возможно. Ну, конечно же, есть, решил я, наконец. И не один ребенок, а несколько. А также куча внуков. Кроме того, она пережила войну. Понятно, что ее восприятие молодой самки носорога с детенышем совсем иное, нежели мое. У них обеих много общего. Обе они рожали в муках, это во-первых. Потом в военные годы Ригемур Йельсен уж точно не один раз и не два испытала тоже подобную ситуацию, что и носорогиня в Зарангези: стояла лицом к лицу с врагом и не знала, как вести себя. Наблюдала она тоже исподтишка за немцами, спрятавшись за кухонной занавеской, окруженная цеплявшимися за ее старую, перешитую юбку малышами? Не сомневаюсь. Так оно и было. Но важно еще подчеркнуть другой момент. Жизненный опыт военных лет Ригемур Йельсен получила не здесь, не на улице Гревлингстиен 17«б». Откуда тогда она приехала? Было бы интересно услышать, как она говорит, заказывая, например, двести пятьдесят граммов мясного фарша и пятьдесят граммов сервелата в магазине «ИРМА». По ее выговору, диалекту, я мог бы определить, откуда она родом.

«Обычно охотятся за самками», — услышал я голос комментатора из гостиной. Теперь настал черед львов, понял я. Ригемур Йельсен наклонилась еще больше вперед. Комментатор (мужчина) говорил напрямик, не стесняясь, все как есть. Лениво расположившиеся в зарослях терновника старые самцы получили сполна. Их ругали, но, конечно, с юмором, ведь нельзя же открыто выступать против природного естества. Игривость тона, деланность иронии, шутливость и недоговоренность не прятали, а, наоборот, сигнализировали твердую позицию в данном вопросе, определенное мнение, смысл которого сразу разгадали все живущие в блоках женщины. Мне показалось, будто я наяву слышу их едкие замечания, которые они выплескивали полусонным мужьям и апатичным сыновьям-подросткам. И также мне, хотел бы я добавить.

Но вот Ригемур Йельсен встала. Взяла чашку и вышла на кухню. На кухне занавески были задернуты, я видел ее тень позади красных цветов в горшках на белом подоконнике. Оставалось строить догадки и фантазировать. Прежде всего, конечно, центральный вопрос: почему занавески задернуты на кухне, а не в комнате, где она сидит как бы на виду и смотрит по телевизору передачу о животных из Зарангези? Случайность? Вполне возможно. Но позволительно предположить другое, а именно, что Ригемур Йельсен пользовалась кухней для исполнения неких опасных делишек, а в комнате — чтобы не привлекать внимания соседей — предпочитала демонстрировать свое миролюбие и свою лояльность, одним словом, что она, как и все. Само собой разумеется, под «опасными делишками» я не имею в виду нечто несуразное, экстремальное, из ряда вон выходящее. Почти убежден, что она решила оставить на время комнату и красочные кадры с животными из Зарангези и вышла на кухню не с целью установления там взрывного устройства. Не думаю, что она отправилась заряжать пистолет. Нет. Под «опасными делишками» я просто подразумеваю нечто неделикатного свойства, ну, к примеру, то, что не подобает делать открыто. Моя фантазия хотя и неуемная, но не грязная. Без натяжек могу представить себе, что она прислонилась теперь к холодильнику и копается рукой в трусах. И не потому что она страдает сексуальной распущенностью и возбудилась при виде охоты на львов, но просто-напросто потому что чесалось в этом месте. А может она ковыряла в носу, когда наливала свежий чай в чашку? А может стояла и грызла ногти? Или занималась физкультурой: семнадцать приседаний, шесть раз отжимание на руках от пола и быстрый бег на месте?

В тот вечер ничего более достойного внимания не произошло. Ригемур Йельсен возвратилась в комнату (по-прежнему держа в руке чашку) и снова села на диван. В тот момент, когда закончилась передача о животных из Зарангези и начался французский фильм, она встала и выключила телевизор. Почти сразу и в комнате, и в кухне погас свет. Желтый квадрат между окнами комнаты и кухни подсказал мне, что уборная и ванная заняты. Ее спальня выходила на другую сторону, я знал это. Значит, если что случится, так моей вины в том нет.