Ингвар Амбьёрнсен - Вид на рай

Но… ах, ах! Он действительно оставил ее, видно, в покое. Сидят мирно, едят и пьют кофе. Гармония у них, одним словом. Может, он из тех мужчин, которые дерутся, когда опорожнят бутылку-другую вина? Вполне возможно. Привычки подлежат пересмотру и изменению, вопрос весь во времени. Что ж, и время есть, и терпение есть. Подождем — увидим.

В половине седьмого одновременно зажегся свет у Лены Ольсен и Арне Моланда. Последнее меня удивило. Я твердо верил, что наркоманы встают поздно. Правильно, Арне Моланд начал новую жизнь, он теперь инженер, но однако, однако… продолжал я удивляться… свет на кухне и в такое время! Странно! А, впрочем, действительно ли он инженер? Можно ли верить информации в телефонной книге? Телефонная компания, насколько я знаю, бумаг не запрашивает и не требует подтверждения о сдаче всех экзаменов — первых, вторых, третьих, чтобы напечатать название профессии своих абонентов.

Лена Ольсен металась по кухне туда и сюда. Стол — плита, плита — стол. Иногда я видел макушку головы малышки Томаса. Огненно-красная макушка у окна прыгала, словно мячик. Через несколько минут малыш будет в саду, а его мама — в бюро, или… не знаю, где… но на работе. Я представил, как Лена Ольсен сидит и стучит длинными пальцами по клавишам компьютера. Кокетливые взгляды (изредка и искоса) в сторону немногих высокопоставленных мужчин в конторе. Знает, что она нравится им; они сдерживают свои порывы, блюдут границы, во всяком случае в рабочее время. Надеюсь. В «ВГ» и «Арбейдербладет» часто печатают статьи о сексуальных злоупотреблениях на рабочих местах. «Неприличие, невоспитанность», — таково было мнение, мое и мамы. Женщина имеет право стоять возле копировального аппарата и делать копии контрактов, одного или двух, не боясь, что какой-нибудь идиот из мужского персонала подойдет и начнет ее поглаживать сзади по бедрам. Черт возьми, почему заведующий торговым отделом возжелал погладить задние округлости Лены Ольсен, когда она проходила мимо его стола? Я чувствовал себя задетым за живое, оскорбленным от имени всего мужского пола, но, как я сказал, я надеялся, что Лена Ольсен избежала подобного рода насилия. К тому же, уверен, она умела за себя постоять, у нее хватило бы и смелости, и мужества дать отпор нахалам и осадить их, лучше всего в присутствии других.

В семь часов зажегся свет у Ригемур Йельсен. «Благослови тебя», — подумал я, когда впервые увидел ее в светло-голубом утреннем халате. Она стояла и смотрела в окно. Покрутив телескопом, я сумел проследить направление ее взгляда — внизу на асфальте, насколько я мог видеть, сидела маленькая кошка и умывалась. Мне показалось, что я слышу ласковые слова, которые Ригемур шептала, стоя у окна. Да, она совершала кражи в магазине, была опытным воришкой, но она была, по всему видно, мягким человеком, любящим все живое, начиная от быстро гибнущих горшечных растений до маленького глупого котенка, совершающего свой утренний туалет на улице в холодный ноябрьский день.

Я почувствовал вдруг страшную усталость. Веки отяжелели, словно свинцом налились. Очень хотелось проследить дальше за действиями недавно проснувшихся жильцов блока, находящегося почти подо мной, но глаза слипались сами по себе. Дальше не имело смысла сопротивляться.

Я оставил телескоп и, еле волоча ноги, пошел к себе в спальню. Боролся со сном, в то время как серый свет дня настырно проникал в комнату. С содроганием подумал, что вдруг снова появится Гру, ее влажный рот… Но ничего не случилось. Сказочный Оле-Лукойе уже заполз ко мне под одеяло и… дальше я ничего не помню.

Меня разбудил телефон. Непрерывный телефонный звонок вырвал меня из состояния глубокого сна. Будильник на ночном столике показывал половину первого. Половина первого! С ума сойти можно! Зашатало из стороны в сторону, когда я опускал ноги на пол. И тело тоже в поту. Чистейшая пижама, которую я надел всего несколько часов назад, была смятой и влажной до отвращения. Сумбур в голове, волосы хоть отжимай, ноги, как у древнего старика. Я встал и сделал несколько неуверенных шагов, но резко остановился у двери в комнату.

Телефон продолжал звонить.

«Стоп, — подумал я. — На минутку остановись, мой дорогой Эллинг!» Я не любил ругаться, не любил пользоваться бранными словами, безразлично в какой ситуации. Но сейчас, однако, подумал: «Кто бы это мог, черт возьми, быть?» В последний раз телефон сработал, когда позвонила медсестра из больницы, просила меня срочно явиться. Тот звонок я в общем-то ожидал. Но теперь… Телефоном пользовалась у нас в основном мама. Не часто, но обычно она. У нее были то там, то тут друзья, и с тех пор как она потеряла радость общения, средством связи с миром оставался серый телефонный аппарат. Сам я никогда не имел особого чувства привязанности к старому другу дзинь-дзинь. Что касается теперешнего звонка, я не сомневался — по мою душу. Как только снимешь трубку и скажешь одно слово «алло», так сразу же разоблачишь себя. Как бы признаешься, что ты есть дома. Как бы саморазоблачаешься. Это Эллинг, и Эллинг сейчас дома, на месте в блочном доме. Другими словами: Эллинг есть тот, кто находится дома. Я не думаю, что в таком признании кроется нечто несуразное. Но я чувствую себя неуверенно, когда произношу эти слова не для себя, а для чужого. Какое кому дело, дома ли я или, возможно, совершаю небольшую прогулку по торговому центру? В общем-то, никакого. Несколько раз, правда, были ошибочные звонки. Ужасно неприятно. Вызывают одни сомнения. Во-первых, сомнение возникает уже от самого звонка. Взять трубку или не взять? Потные ладони. Кружение по комнате. Сомнение и боязнь. И вдруг решимость распирает тебя. Берешь трубку и говоришь вежливо: «Алло». «Это Уле?» «Нет, не Уле. Это Эллинг, а мама гуляет». Не знаю, кто хуже. Те, которые возмущенно бросают трубку, проявив свою невежливость, или те, которые вкрадчивым голосом просят прощения. Мне все равно, главное, что в обоих случаях у меня появлялось чувство неуверенности. Правда или неправда, что некто желал говорить именно с Уле? А может этот некто хотел только удостовериться, что Эллинг находился дома? После таких звонков я подолгу стоял у окна и следил за малейшим движением на улице.