Хавьер Сьерра: Хозяин музея Прадо и пророческие картины

— Вы уверены?

— Да, мой мальчик. Единственная встреча, которую описывает Лука, состоялась, когда женщины были в положении. До появления на свет младенцев, а не после. Евангелист украсил рассказ занятными подробностями, сообщив, например, о том, что будущий Иоанн «взыграл во чреве» матери, услышав приветствие Марии. И потому… — доктор сделал паузу, показавшуюся мне немного театральной, — сведения, что женщины встречались после рождения детей и смотрели, как они играют, несомненно, заимствованы из другого источника, не из Библии. Возможно, из апокрифа или иного текста, который художник посчитал достойным восхищения.

— А если Рафаэль просто изобрел сцену?

— В ту эпоху вкладывали совершенно иной смысл в понятие «изобретение», Хавьер, — возразил он. — Тогда под этим подразумевали открытие, причем обыкновенно имели в виду нечто, существующее в реальности. Божественный Рафаэль всегда работал по заказу и под надзором. Имел репутацию живописца широко образованного, просвещенного. Известно, что он не жалел труда, собирая материалы, чтобы документально обосновать каждую из своих композиций. Он овладел знаниями в различных областях науки, от археологии до теологии и философии и предпочитал брать сюжеты из достоверных литературных источников.

— Если принять вашу точку зрения, тема картины почерпнута из тайного источника? И она сообщает информацию, которая отличается от ортодоксальной?

— Именно так! — воскликнул маэстро. Его голос нарушил музейный покой. В зал заглянул смотритель с книгой в руке, бросил на нас укоризненный взгляд и удалился, недовольный тем, что ему пришлось прервать чтение. — Мы живем в эпоху, когда подлинный смысл, заложенный в произведение искусства, никого больше не волнует. Нас приучили придавать значение исключительно внешним составляющим — эстетике, краскам или техническим приемам, включая биографию и личность художника. Анализ начинают именно с этих позиций, не желая задуматься об истинных мотивах, которые привели к созданию шедевра. С таким сугубо материалистическим подходом к искусству попытка разобраться, какое духовное послание заложено в произведении, означает углубиться в область догадок, умозрительных построений. Но это неправильно. На самом деле это означает сосредоточиться на духовной составляющей живописи, ее сущности. Однако…

— Что?

— Желая проникнуть в суть произведения искусства, его необходимо созерцать смиренным взором. Ибо чудеса (а я докажу тебе, что живопись и есть подлинное чудо) полностью постижимы только для умов бесхитростных. Те же, кто начинает путь с ходульных тезисов, забивая себе голову множеством фактов, забывают о главном: живопись творит чудо лишь в момент его постижения.

— Легко сказать. Восприятие живописи очень субъективно. Одна и та же вещь кого-то приведет в восторг, а кого-то нет.

— Ты прав. И все же великие мастера умели дать понять, что своей работой хотели сообщить нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Они применяли систему неприметных знаков и экспериментировали с ней.

— Какого рода знаков, доктор?

Мой вопрос понравился Фовелу. Он приосанился и ответил:

— Например, взгляд персонажей картины. Возьмем «Ла Перлу». Ты обратил внимание, куда смотрит младенец Иисус?

— Да, конечно, — кивнул я.

— Если гений масштаба Рафаэля пишет образ Спасителя, взгляд которого обращен в пространство за пределами картины, значит, художник подает знак, что в его композицию вовлечено некое мистическое переживание. Он позволяет зрителю представить, что удерживает внимание ребенка. И так рождается ощущение присутствия сверхъестественного.

— А многие художники использовали похожие знаки?

— Многие, мой мальчик. В экспозиции музея найдется немало примеров. Если тебе встретится работа Франсиско Рибальты «Видение Святого Франциска», ты заметишь, что взгляд его направлен выше головы парящего в воздухе ангела. И это «знак», что чудесное явление, поразившее Франциска, находится вне композиции. Тот же прием использован и в картине Мурильо «Святой Августин между Христом и Девой Марией». Если однажды она попадется тебе в залах, обрати внимание, что образы Христа и Девы, вдохновившие видение Святого Августина, расположены за фигурой героя, а взгляд Августина устремлен в неизвестную точку. И таким способом нам сообщают, что божественное откровение он воспринимает «глазами души», а не физическим зрением. Современники живописцев знали язык символов и относились к нему с почтением. Понятен он и нам. Рафаэль мастерски использовал язык символов, создавая «Ла Перлу».